- Такая работа.
- Ах, нет, я не в том смысле. Не забывайте, что я женщина, и как у всякой женщины у меня могут быть свои тайны. Вы следователь, вы должны быть психологом, как Порфирий Петрович у Федора Достоевского. Нельзя же так грубо, в лоб спрашивать даму, с какой целью ее посещал мужчина!
Смешливо фыркнул ощупывавший стену миноискателем оперативник. Настя где-то невдалеке вновь принялась браниться.
"Нет, это не допрос - это оперетка!"
Знаменский с трудом сохранял серьезность.
- Надеюсь, вы не ждете, что я приму ваше объяснение за чистую монету?
- Полагаете, я стара? Вы просто невежливы с дамой, голубчик!
Зазвонил будильник. Прахова огляделась в поисках своих лекарств.
- Где моя гомеопатия? - строго вопросила она Пал Палыча. - Такие маленькие коробочки - три круглые, три квадратные? Боже, вы все так перерыли, что теперь не найти! Никто не видел? Шесть коробочек...
Внезапно она замолкла, уставясь в угол. Знаменский проследил за ее взглядом. Присев на корточки, Миша Токарев достал из кармана перочинный нож и поддел одну из паркетин. Та поднялась вместе с несколькими соседними.
- Пал Палыч, тайник!
Из образовавшейся дыры Миша извлек большую и явно очень тяжелую жестяную банку. Торжествуя, понес Знаменскому, водрузил поверх пасьянса:
- Шлих, Пал Палыч.
- Вот мы и добрались до сути дела. Откуда у вас золотой песок, Антонина Валериановна?
Прахова еще пыталась бороться:
- Его приобрел мой покойный муж.
- Который по счету? - язвительно осведомился Токарев и отправился на дальнейшие поиски.
- Второй... А может быть, третий... Когда я волнуюсь, я их путаю.
- И вы хранили его - тоже как память?
- Ну, мало ли, на черный день...
- Золото похищено с приисков. Кто вам его продал?
- Моему мужу, - упрямо поправила Прахова.
- Значит, он у вас давно?
- Ну разумеется!
- Зина! Можно установить, когда добыто золото - много лет назад или недавно?
Кибрит отозвалась откуда-то слева:
- Даже очень легко!
- Отлично. Ну как, Антонина Валериановна, может быть, шутки в сторону и поговорим начистоту?
- Не понимаю, о чем вы.
Знаменский переставил неподъемную банку на черный стол, предложил Праховой собрать карты - раз пасьянс не удался. Та согласилась, но собирала не спеша, выгадывая время на какую-нибудь еще увертку. Знаменский мельком подумал, что намучается с ней на будущих допросах. Но сейчас ему тоже некуда было спешить.
Когда столик очистился, Пал Палыч галантно поблагодарил (хотелось, как и остальным, подурачиться).
- А теперь, Антонина Валериановна, позвольте познакомить вас с показаниями Бориса Миркина, благодаря которым я и получил санкцию на обыск.
Прахова посерела.
И тут донесся смех Зиночки и ее возглас:
- Пал Палыч, еще тайник!
И опять появился Миша Токарев, неся жестянку.
- Мадам, - проникновенным пасторским голосом укорил он, - с вами грыжу наживешь, право слово!
Ах, если бы он еще знал о Париже!
* * *
Тем временем Томин в аэропорту проделывал свое "просто".
Все помещения были грамотно и скрытно прочесаны. (Сказать легко осуществить хлопотно: в аэропортах, мягко выражаясь, людно.) Убийцу не нашли. Фотографию показали девушкам в кафе, в кассах и всем служащим, бывающим в залах или на выходе к летному полю. Томин снова и снова описывал его внешность, манеры. Люди отрицательно качали головами.
- И что теперь? - спросил подполковник милиции, помогавший Томину.
"Беда, что мы ничего не знаем. Все предположительно. Он мог явиться сюда ночью, с ходу взять билет и улететь куда угодно. Мог не достать билета и вернуться в город..."
- Думаю, он все-таки улетел хабаровским рейсом, - наперекор сомнениям произнес Томин вслух.
Хабаровских было два - вчерашний полуночный и сегодняшний рано с утра. Первый должен был вскоре пойти на посадку.
- Ведите меня к самому высокому начальству. Поклонюсь в ножки, чай не откажут.
Если бы у Томина не было с собой расторгуевских фотографий, неизвестно, как отреагировал бы на него аэрофлотовец в просторном кабинете. Чужое ведомство, чужие заботы, какой-то красноглазый от недосыпа инспектор МУРа... Но наглядное зверство вытряхивает человека из мундира.
- Я даю вам связь с обоими "бортами". Приказываю стюардессам вас выслушать. Вы описываете убийцу. Пусть девушки пройдут по салонам, посмотрят на пассажиров. И доложат. Ясно? - требовательно оглядел он Томина и подполковника, словно не они только что изложили ему подобную просьбу.
* * *
А обыск продолжался. Чего только не накопит жадный человек за семьдесят лет? Сколько бессмысленного хлама, частью уже истлевшего, поползло из сундуков, коробок и свертков, когда переместились в коридор!..
Настя стала повторяться в своих проклятиях, потом и совсем иссякла.
- Все, что ли, в комнате-то? Кончили? - мрачно спросила она и начала яростно подметать мусор, вздымая пыль.
Прахова, обессиленная, сломленная, полулежала в кресле.
- Настя, - застонала она, - там на полу... Это не анакардиум?
Настя в сердцах подняла и сунула ей коробочку:
- Кончилась ваша гомеопатия! Боренька, Боренька... пригрели змееныша!..
- Чем скрести сухим веником, лучше собрали бы хозяйке, что надо, - сказал Токарев.
Настя опустила веник. Помолчала, соображая, о чем речь. Поняла.
- А что надо? - спросила обреченно.
- Ну, белье и прочее... необходимое.
Она швырнула веник, приволокла откуда-то огромный и некогда шикарный чемодан и взялась укладывать в него бархатные халаты, домашние туфли, колоду карт...
- Такой сундук нельзя, - изумился Токарев.
- Завсегда с этим саквояжем ездили!
- Но, видимо, в другое место... - хмыкнул Токарев.
Зазвонил телефон.
От Томина передали одну фразу:
"Взят при посадке самолета в Хабаровске".
Новость была дороже всего изъятого золота. Беспорядочно пожимали друг другу руки, поздравляли Зиночку, пили хмель победы.
И - с новым азартом за работу...
Нет, иногда жизнь, несомненно, прекрасна. И дело, которое делаешь, кажется самым нужным на свете.