— Ответ нам уже известен, но я все равно спрошу. Ты сливала Габби информацию о Билле?
Роза поднимает на великана озадаченный взгляд.
— Ты сливала Габби информацию об Уильяме? — поправляется Клемент.
Ответом служит лишь слабый кивок.
— Так. Теперь, когда мы разобрались с этим, можешь сказать почему?
Молчание.
Меня так и подмывает схватить Розу и вытрясти из нее ответ. Пожалуй, оно и к лучшему, что функции следователя взял на себя великан, поскольку я точно не сдержался бы. Закусываю губу и медленно отсчитываю про себя с десяти до нуля, чтобы хоть немного успокоиться.
— Давай же, девочка, — требует Клемент. — Не такой уж и сложный вопрос. Почему ты сливала информацию сестре Билла?
Мое отчаяние только возрастает, и я снова принимаюсь за обратный отсчет.
— Она… — выдавливает наконец Роза.
Бегут секунды, однако продолжения не следует.
— Что она? — не выдерживает великан. — Давай, говори!
— Она не сестра Уильяма. Она моя сестра.
32
У меня отнимается язык, глаза наполняются слезами. Клемент внимательно следит за мной — вероятно, желая удостовериться, что в мои намерения не входит грохнуться в обморок. Затем удовлетворенно кивает и поворачивается к Розе:
— Как ты сказала? Габби не его сестра?
— Габби… Габриэлла… сестра Уильяма, — лепечет моя секретарша. — Только его шантажирует не Габриэлла. А моя сестра, Эми.
— Чего? Ни хрена не понимаю!
— Эми выдавала себя за Габби.
Клемент откидывается на спинку стула и сосредоточенно чешет затылок. Роза обращается ко мне с умоляющим взглядом:
— Уильям, простите меня. Я ничего этого не хотела.
Я судорожно сглатываю и моргаю, чтобы прогнать слезы. Вконец сбитый с толку, я только и в состоянии, что выдавить три слова:
— Не моя сестра?
— Нет, не ваша.
— Но… Но как же паспорт, свидетельство о рождении… Фотография младенца?
— Паспорт — подделка. Очень хорошая, но все равно подделка. Свидетельство о рождении и фотография настоящие, но они не имеют никакого отношения к женщине, которая показывала их вам.
Желание заполучить ответы огромно, и мысли мои потихоньку проясняются.
— Как же тогда они к вам попали?
— Я… То есть мы нашли серебряную шкатулку, когда наводили порядок в маминой квартире еще летом.
— Шкатулку… С письмом моего отца?
— Да.
Это объясняет, как сестры ее заполучили, однако отнюдь не то, каким образом вещица перекочевала из Хансворт-Холла в Хаунслоу.
— А как она оказалась в квартире твоей матери?
Роза поворачивается к немощной старушке и что-то бормочет — по-видимому, извинения. Потом объясняет:
— Мама работала сиделкой у вашего отца, перед тем как он умер. Она взяла шкатулку, потому что… — тут она осекается и нервно сглатывает. — Потому что отчаянно нуждалась в деньгах. И узнала, что шкатулка ничего не стоит, только через несколько недель после того, как забрала ее.
Внезапно снимок мисс Дуглас на фоне Хансворт-Холла получает объяснение, так же как и ее мотив кражи у моего отца.
— Эта шкатулка и ее содержимое предназначались для меня, — взвиваюсь я. — Твоя мать могла оставить чертову оловянную коробку себе, мне было бы тысячу раз плевать! Ее содержимое — вот что важно, и она должна была это понять!
Роза в очередной раз смотрит на мать. Та едва заметно ей кивает.
— Вы ведь пытались поговорить с моей мамой и знаете, что с речью у нее проблемы, так ведь?
— Это ты к чему?
— Она объяснила мне, насколько могла, что произошло.
— Продолжай.
— Мама пыталась вернуть вам письмо, примерно через месяц после похорон вашего отца, но вы уже покинули Хансворт-Холл. Уехали в Африку, как я понимаю. Она знала, о чем говорится в письме, и не хотела отдавать его никому другому. И потому просто спрятала шкатулку в ящике и забыла о ее существовании.
Я смотрю на мисс Дуглас и качаю головой. Она ведь не просто украла у меня безделицу — она украла у меня сестру. Украла целую жизнь, что мы могли бы провести вместе.
— Я понимаю, что утешение слабое, — продолжает Роза, — но ведь мама могла продать письмо газетам. Уж они бы вцепились в признание вашего отца и не поскупились на гонорар. Только она этого не сделала. Потому что она порядочная и честная женщина, которая просто совершила ошибку. Понимаете, Уильям, мама была в отчаянном положении. И все равно не посмела погубить репутацию вашего отца. И вашу, коли на то пошло.