В этот момент начинается ролик.
Первые несколько секунд, однако, мне не вполне понятно, что происходит на экране. Подаюсь вперед, чтобы разглядеть получше. И тут меня пронзает ужас.
С центра восьмидюймового экрана прямо в камеру смотрит знакомое лицо — лицо Габби! Ее нагота и поза на четвереньках — лишь верхушка гнусного айсберга. Главное действующее лицо стоит позади на коленях, обхватив партнершу за талию.
— О боже! — вырывается у меня.
Я уже готов сквозь землю провалиться, но это еще не всё: моя правая рука шлепает Габби по голой заднице! А потом еще и еще, и еще! Мой позор довершает звуковое сопровождение: чередующиеся с пыхтением и кряхтением крики «Габби!».
Внезапно окошко с видеопроигрывателем исчезает.
Ошалело отрываю взгляд от экрана и вижу, что рука Фионы лежит на мышке.
— Полагаю, этого вполне достаточно.
Облокотившись о стол, обхватываю голову руками — отчасти в отчаянии, отчасти чтобы не встречаться с ней взглядом.
— Извини. Я предупреждала, — говорит она. Голос ее звучит твердо, но не без сочувствия.
Я практически не слышу ее, целиком погрузившись в себя, прямо как после смерти матери. В этот самый момент я бы охотно присоединился к любимой мамочке. Без всякого колебания сжал бы холодную руку смерти, пообещай она забрать меня из сущего ада, что вот-вот разверзнет передо мной свои врата.
Увы, зовет меня отнюдь не смерть, но Фиона.
— Уильям. Ты в порядке?
Я вдруг ощущаю руку на своем плече, и чувства одно за другим восстанавливают настройки на окружающий мир.
— Уильям? — повторяет женщина.
Поднимаю взгляд. Оказывается, Фиона вышла из-за стола и теперь сидит на краешке стола рядом со мной.
— Не надо было показывать тебе это, — говорит она. — Мне очень жаль.
В отчаянной попытке взять себя в руки я жмурюсь и делаю несколько глубоких вздохов сквозь стиснутые зубы. Через несколько секунд тугой узел стыда в груди разрывается, уступая место негодованию. Я только рад и с готовностью отдаюсь новому чувству. Гневом можно управлять, давать волю или сдерживать, но вот над стыдом воля не властна.
Сглатываю комок в горле и наконец-то заговариваю:
— Фиона. То, что я увидел видеозапись, не имеет значения. Что меня волнует… Нет, что пугает меня, так это сколько еще людей видело ролик.
— Всецело тебя понимаю, вот только ни ты, ни я ничего поделать с этим уже не можем. Нам нужно сосредоточиться на сведении ущерба к минимуму.
Внутри меня по-прежнему клокочет ярость, и мне требуются определенные усилия, чтобы не выплеснуть ее на Фиону.
— На сведении ущерба к минимуму? Ты это серьезно? Тебе не кажется, что уже поздновато что-либо предпринимать?
— Отнюдь. Как только мы поняли, что это за письмо, наши айтишники стерли его с сервера. Также я разослала всем сотрудникам предупреждение с требованием немедленно удалить это послание. И недвусмысленно пригрозила дисциплинарными мерами тем, кому вздумается пересылать его другим.
Я качаю головой.
— Сколько человек было в изначальном списке рассылки?
— Меньше тысячи, — отвечает женщина, явно стараясь приуменьшить значимость цифры. — Менее сотни успели открыть письмо, прежде чем мы стерли его на сервере. Хостинговая компания заверила нас, что удалит видео в течение часа.
Утешение довольно слабое.
— Не хочу тебе врать, Уильям, — продолжает Фиона, — в ближайшие несколько дней тебе придется туго, но затем все уляжется, и вскоре все позабудут об этом.
— А пока что?
— Возможно, тебе не помешает провести какое-то время в своем округе.
— Ты хочешь сказать, мне нужно удрать?
— Нет, я вовсе не это имела в виду. Ты жертва преступления, Уильям. И твое благополучие теперь важнее всего.
Пожалуй, Фиона права. Теперь я жертва противозаконного деяния, общеизвестного как порноместь. Таковая в разряд преступлений попала лишь несколько лет назад, и я прекрасно помню, что и сам голосовал за этот закон. Ах, если бы я только знал…
— В полицию сообщила? — осведомляюсь я.
— Еще нет.
— В таком случае, пожалуйста, и не сообщай.
— Но почему?
— Потому что, Фиона, участие полиции приведет лишь к тому, что о ролике узнает еще больше народу. Как только новость о нем покинет стены Вестминстера, громкого скандала уже будет не избежать.
Женщина возвращается в свое кресло за столом.
— По правде говоря, Уильям, даже не знаю. Ты просишь меня закрыть глаза на преступление.
— Нет. Я прошу тебя защитить мою репутацию. Что сделано, то сделано, и теперь я хочу только зарыть это поглубже.