Возвращаюсь в прихожую к поджидающему меня Клементу.
— А другой выход из дома есть? — интересуется он. — Сомневаюсь, что ты выстоишь против той оравы внизу.
— Можно через задний двор, там где мусорные баки стоят.
— Веди.
Отказавшись от лифта, спускаемся по лестнице, предназначенной лишь для экстренных случаев. Пожалуй, мое бедственное положение вполне подпадает под данную категорию. Лестница выводит нас в технический коридор в задней части здания.
— Сюда.
Через пожарный выход выбираемся во двор, окруженный высокой кирпичной стеной да темно-синим небом. Покинуть его можно лишь через железные ворота.
— Я сперва проверю, — заявляет Клемент и направляется к воротам. Оглядевшись по сторонам, бросает: — Чисто!
Выскальзываем через ворота и по боковому проезду торопливо удаляемся от дома.
— Поездом ехать слишком рискованно, — говорю я. — Давай возьмем такси.
Минуту спустя мы уже устраиваемся на заднем сиденье традиционно черной машины. Ее угрюмый водитель либо не читает газет, либо просто не заморачивается, кого ему везти в такую даль.
По мере продвижения по улицам центрального Лондона такси ускоряется. На наше счастье, основной поток машин направляется в город, в то время как мы его покидаем.
Наконец, мы достигаем магистрали М4, и урчание дизельного двигателя становится чуть ли не умиротворенным. С каждым пройденным километром темное небо все более просветляется, обещая бодрящее холодное начало дня счастливчикам, пока еще остающимся дома. Я задумываюсь, кутается ли прямо сейчас Габби в свое отсыревшее одеяло. Хотя, скорее всего, она уже движется в том же направлении, что и наше такси. Но в то время как мы спешим в дом престарелых в Хаунслоу, ее целью наверняка является зал вылетов аэропорта «Хитроу», откуда самолет унесет ее в дальние солнечные страны, благо что неправедно нажитые средства ей вполне это позволяют.
И мысль эта лишь придает мне решимости продолжать путешествие.
Аккомпанементом таковому, помимо урчания двигателя, служит похрапывание Клемента. Не совсем то гортанное сотрясение воздуха, что мне пришлось сносить в Сандауне, но все же достаточно громкое, чтобы действовать на нервы. Ах, если бы это было единственной моей заботой.
Закрываю глаза и пытаюсь представить, как может развиваться разговор с мисс Дуглас. Вообразить, как эта встреча может нам помочь, еще даже сложнее. Впрочем, от нескольких вопросов хуже уж точно не станет. Действительность такова, что сама моя свобода теперь зависит от старухи — которая недавно перенесла инсульт и которая либо знает, либо нет о проживании в ее квартире моей сестры — и оторванного от реальности типа в джинсовом костюме, знай себе храпящего рядом.
Если Бог и вправду существует, чувство юмора у него явно извращенное.
30
Хорошо, что в такси теперь принимают карточки, поскольку содержимое моего бумажника сводится к одинокой двадцатифунтовой банкноте. Расплачиваюсь с водителем и неохотно добавляю скромные чаевые в благодарность, что не угробил нас по дороге.
Адрес, равно как и точное название дома престарелых нам неизвестны, поэтому я прошу водителя высадить нас в самом начале Адам-стрит. Откуда ж мне было знать, что улица чуть ли не два километра длиной.
— Что ж, просто будем идти, пока не попадется дом престарелых. Вряд ли их здесь несколько.
Клемент вновь бурчит о своих отмороженных яйцах, и поисковую экспедицию мы начинаем, поглубже засунув руки в карманы. Вдоль улицы тянутся разнообразнейшие строения всех без исключения исторических эпох, а студеный воздух весьма скоро насыщается выхлопами едва ползущего в обоих направлениях транспорта.
Я задумываюсь, что мы будем делать, когда найдем дом престарелых. Как и большинство планов до сей поры, детали мы толком не обговаривали.
— Есть предложения, что мы ей скажем? — озвучиваю я свою озабоченность.
— Мы ей ничего не будем говорить. Ты будешь говорить.
— Почему я?
— Потому что у тебя аристократическое произношение и культурные манеры. Сомневаюсь, что старухе придется по душе моя манера.
— Хм, верно. Но что мне у нее спрашивать?
— Да что ж непонятного-то? Спросишь, где Габби и почему она живет в ее квартире.
— А если мы встретим тот же прием, что и в Сандауне?
— Малость ей навешаем.