Но не дворяне. Те за свои вольности, за свое право издеваться над миллионами крестьянских душ, будут драться зубами и ногтями. Им плевать, законно или незаконно пребывание Катьки на троне. Главное, что она их царица, а я нет. Ну что ж – повоюем! Гражданская война, она такая – бескомпромиссная.
В ночь перед церемонией венчания на царство мне не спалось, мысли путались, скакали с одного на другое. Вспоминался весь пройдённый мной в этом мире путь. Повешенный Рейнсдорп и мои жестокости в Оренбурге. Сожженый кремль Нижнего… Признаюсь самому себе: большая часть решений тогда была продиктована трусостью. Я сам не верил, что, заменив собой Емельяна Пугачева, смогу изменить его жизненный путь. А следовательно, рано или поздно пыточный подвал и плаха. Ну, как вариант, мешок золота и бегство куда-нибудь. В ту же Европу или даже в Америку, например.
Потом вспомнил Харлову. Тоже поступок, далекий от благородства. Фактически принудил беззащитную женщину к сожительству. Ибо почувствовал свое молодое тело и нестариковскую жажду жизни. А окружающие… Что окружающие? Статисты. Декорация. Позже понял, что не статисты. Когда хоронил Харлову в Казани.
Максимова тоже была призом для меня, а не человеком. Видимо, она и сама это ощущала, так что решительно порвала с притягательностью моей загадочной и мятежной персоны. Так что я рад ее браку с Ожешко. Пусть у нее все будет хорошо.
Нижний Новгород и особенно бой под Муромом меня отрезвили окончательно. Во-первых, я действительно смог поменять реальность. Даже проиграй я то сражение и перейди к партизанщине, Катьке пришлось бы отменять крепостное право, дабы успокоить народ и лишить меня поддержки. А это уже совсем другой вектор развития для всей империи. Это капитализм на сто лет раньше!
Во-вторых, навалив гору трупов, я осознал, что такое война в нынешнем времени. Я видел трупы и в своем времени. И даже числом побольше. Но ощущения совершенно разные. Тогда у нас всех, было ощущение мыши, бегущей в огромной мясорубке. Окружающая техника не оставляла сомнений, что она способна переработать на фарш любое количество людей.
Видимо, сказывается в моем сознании малолюдство современной России. Страна по размерам почти такая же, как Российская Федерация, а живет в ней всего двадцать два миллиона. Надо прирастать народом. Надо! И колонисты из неметчины тут будут уместны, и беженцы из туретчины. А то и просто славянские страны или греческий народ целиком. Чего мелочиться?
Или я все же продолжаю играть людьми как юнитами в компьютерной стратегии? И ничего, кроме страданий и боли им не даю? Нет! Прочь сомнения! Я на верном пути! Я все делаю правильно, и мир, отчаянно сопротивляясь, все ж таки гнется в лучшую сторону!
Невыспавшийся и оттого злой на себя, позвал Жана, чтобы организовал умывание и завтрак. Почиталин, взволнованный и наряженный, сделал доклад о происшествиях и составил мне компанию на утренней молитве. К моему удивлению, маета в душе не улеглась и после церкви. Не побороли ее звуки хора и запах ладана. Что это? Волнуюсь, что ли?
Прогулялся в Грановитую палату. Там вовсю готовили банкет. Очередной. А со стен на суету челяди взирали суровые лики князей и святых. Вглядываясь в древние восстановленные росписи, перебрал в памяти события двух последних дней – торжественный марш моих полков по Тверской в направлении дороги на Питер и вчерашнее возведение Платона на Патриарший престол. Отныне он “Ваше святейшество”, и ничто и никто не в силах это изменить. Почти. Только казнь от рук Катькиных палачей, если мы проиграем.
Пора!
Пришло и мое время собираться в Успенский собор. Шелковая исподняя рубаха с драгоценной вышивкой. На нее зипун без рукавов. Поверх царское платно из дорогой золотой ткани. Бармы-оплечья и золотой крест будут возложены на меня перед возложением мономахова венца – они ждут своего часа на золотом блюде в соборе. Там же меня ждут скипетр и держава. Распорядителем церемонии был назначен наместник Чудова монастыря игумен Мисаил. Венчание на царство планировалось по переосмысленному чину. Фактически все вернулось к церемонии, аналогичной венчанию на царство Алексея Михайловича. И первым актом должен был быть «великий выход». Толпа уже ждала, заполонив Соборную площадь Кремля. Широкий проход от крыльца к Успенскому собору, устланный коврами, удерживало усиленное оцепление из муромцев.
Я, под бой колоколов, в окружении доверенных людей и охраны начал спуск по Золотой лестнице. Правильнее было бы выходить через Красное крыльцо, но я посчитал более удобным и привычным для себя путь от Теремного дворца.