— Тогда я продолжаю буффонаду. Мне от вашего завода нужно вообще немного: примерно тысяча прессов, термопрессов, если быть точным… тысяча двести сорок штук, тут у меня все подсчитано. Есть, правда, одна загвоздка: денег-то у меня нет.
— А без денег…
— Но у меня есть кое-что куда как более вам нужное. Заводу нужное: вы, небось, видели, что Третью площадку снесли и сейчас там стройка вовсю идет?
— Ну да, двадцать первый завод…
— Я вам там выстою и передам, начиная с октября и до конца года передам двести квартир, трехкомнатных. А в следующем году, причем до мая… с этой же стороны от Параши просто пустое место, и в конце мая там вы получите там еще три сотни квартир.
— Хм, а где ты их возьмешь? Я, конечно, слышал, что на двадцать первом у тебя родственник…
— Четвероюродный, а вы ведь уже троюродный, так что вам мне помочь с жильем для рабочих даже более… в общем, пять сотен квартир за тысячу двести сорок прессов и пять проектов деревообрабатывающих станков. Дешевка же получается, покупайте пока предлагаю! Ну как, договорились?
— Хоть и врешь ты, но врешь красиво…
— Это вы верно заметили: красиво. И не упустили того, что я именно вру: я же сам вам квартиры не построю. Поэтому насчет квартир с заводом договор подпишет товарищ Тихомиров или товарищ Киреев.
— А они-то что, двадцать первый обдерут, что ли?
— Тоже нет: там сейчас намечено выстроить дома по проекту дядьки Бахтияра… по проекту Ворсменского архитектурного бюро товарища Ильгарова, а дома эти непростые. Их сначала строят в трехэтажном варианте, а потом их можно еще на этаж поднять. Но можно и сразу по четыре этажа ставить — и я договорюсь, чтобы там их такими и строили. А вы — не сразу, конечно, но ведь рабочие потом с вас не слезут — и Парашу в приличное состояние приведете…
Честно говоря, я предполагал что речка с этим замечательным названием когда-то именно речкой и была, и даже название носила поприличнее. Но теперь, когда в ней текла не вода, а мутная и очень вонючая жижа, никто ее по-другому и не называл. Причем аромала речка не канализацией, а какой-то ядреной химией, и я даже догадывался, с какого завода эта погань и прет — так что если на девяносто втором поставят, наконец, какие-то очистные сооружения, то всем сразу станет лучше. Ну а если прямо на берегу Параши дома для рабочих этого завода выстроить, то лучше всем станет гораздо быстрее…
Горький я покинул только через двое суток: и с Игорем Ивановичем (и кучей его инженеров) долго всякое обсуждал, и с Сергеем Яковлевичем пришлось поспорить — но он в конце концов все же договор с заводом он подписал. После того, как я письменно ему пообещал все стройку на Третьей площадке перевести на четырехэтажный вариант домов дядьки Бахтияра. Ночевал я у Вовки в его новой квартире (он как раз в таком же новом доме квартиру зимой и получил, буквально в паре кварталов от Стрелецой, так что относительно долго мне ехать по городу пришлось лишь в Кремль. И еще один раз пришлось отпинываться (правда, по телефону) уже от секретаря Сормовского района: он с какого-то перепугу решил, что я и здесь могу выстроить «высотку», а то ему, видите ли, прежнее здание райкома разонравилось. Ну что, отпинался, а с новым первым секретарем у меня уже отношения были хорошими: туда товарищ Киреев назначил Катю Селиванову, которая когда-то меня по поручению Маринки в Кишкино сопровождала и даже соизволила у меня переночевать. Вот забавно: люди часто запоминают события, никакого существенного влияния на их жизнь не имевших, а Катя при новой встречи первым делом поинтересовалась, продолжаю ли я по-прежнему жить в подвале…
Но на одной мебели, даже очень хорошей, целый город и уж тем более область не поднять, и мебельный проект был всего лишь одним из более чем десятка моих новых затей. Просто на него пришлось больше всего времени потратить, в сумме получалось, что дней примерно десять. Но половину из этих дней я потратил еще до окончания школьных экзаменов, а потом уже и другими проектами заниматься пришлось более чем плотно. Проектами заметно менее «прибыльными», но более быстрыми в исполнении. Надюха, конечно, меня обругала разнообразно когда я ей сказал, что в институт поступать пока не буду, но когда я ей объяснил, что стало причиной моего такого решения, она заявила, что «берет надо мной шефство». По части «обеспечения мне достойного внешнего вида»: по ее мнению, заниматься такой работой в привычной мне одежде просто недопустимо. У меня было, конечно, иное мнение, но меня вообще никто спрашивать не стал…