Так как руду было возить недалеко, на заводе ее запасов и не делали, буквально с колес ее в печи отправляли — и вдруг случилась неприятность. То есть случилась настоящая катастрофа на шахте, там что-то обрушилось и пятерых шахтеров вообще насмерть засыпало. И сколько-то покалечило — и шахту остановили. А больше нигде поблизости (да и не поблизости тоже) лимонит для выплавки чугуна не добывали. И металлургический завод остановился.
А следом остановился и завод в Сергаче. То есть, как и раньше, выпускал болгарки, перфораторы и пылесосы — а вот строгальные станки делать не стал, успев выпустить из меньше двух десятков всего. А без таких станков не было смысла и термопрессы тащить с девяносто второго завода, и там их тоже (уже после моей отмашки) делать прекратили. А еще прекратилось производство кастрюли из нержавейки, так как и нержавейку это туже в Ворсме для кастрюль варили, ложки-вилки тоже штамповаться перестали. И вообще дофига всего выпускаться перестало, включая даже автобусы и автомобили «Векша». Но с автобусами и автомобилями, которые все же не на сто процентов от Ворсмы зависели, руководители промышленности как-то быстро помощь оказали, но вот производство «новых ТНП», средствами от продажи которых я предполагал закрыть «дефицит наличности», прекратилось почти полностью.
Однако это еще не было тем самым форс-мажором, это был только самый первый свисточек. Точнее, громкий сигнал, не позволивший все же всё окончательно провалить. Потому что внезапно выяснилось (как раз в самые последние дни августа, когда все заводики встали), что вся эта затея изначально была провальной. То есть все же не полностью провальной, однако стало понятно, что куча еще не построенных и не запущенных заводов по выпуску этих самых «ТНП» просто не нужна. Потому не нужна, что я в своих рассуждениях упустил одну мелкую, но очень значимую деталь. Критически значимую.
Я не учел той простой вещи, что экономическая система в Союзе была довольно неплохо сбалансирована — с формальной точки зрения сбалансирована. И людям платили столько денег, сколько в стране было разных товаров. Ну, чуток побольше, а «совсем лишние» деньги из оборота вынимались с помощью займов на восстановление. И в среднем у людей просто лишних денег на покупку всяких, даже самых нужных товаров не было. Конечно, лишь «в среднем», некоторые товарищи могли считаться все же довольно обеспеченными — вот только процент таких людей в стране был маловат. И именно поэтому большинство даже получивших новые квартиры мебель себе сами из купленных (или сворованных) досок сами сколачивали, а не потому, что ее в продаже не было. Я еще удивлялся, что полтора десятка довольно мелких артелей свои простенькие поделки и в Москве продавали, и даже в Ленинграде — а все потому, что в Горьком большинство новоселов просто не могли себе позволить эту мебель купить. Копеечную, по нынешним временам — но все равно не могли.
Пока квартиры давались редко и не всем, то обычно друзья на новоселье как раз небольшие суммы в подарок приносили — «на обзаведение». Но когда квартиры стали давать уже очень многим горожанам, то таких подарков стало уже мало: ну не могли «дарители» всех друзей и знакомых облаготетельствовать! И в Горьковской области был еще один довольно мощный фактор, все же «сверхплановую торговлю» поддерживающий: почти у всех в Горьком были родственники в деревне, которые все же и за войну, да и после нее денег поднакопили и родне с обстановкой новеньких квартир помогали. А «чем ближе к фронту», тем даже в деревнях у людей с накоплениями было хуже — и там торговля шла исключительно вяло.