Те двое «инженеров-комсомольцев», которые занимались мотором (так как они и по профессии были как раз мотористами) получили от райкома по ордену (Шарлатана, естественно), а вот трое «кузовщиков» стали для меня следующей «мишенью». И они уже сразу к моим словам отнеслись всерьез. То есть даже не попытались над моими фантазиями посмеяться, а сразу принялись за работу, задав всего лишь один вопрос:
— Шарлатан, а ты уверен, что нам дадут столько проката?
— Не думаю, что открою вам страшный секрет, потому что стройку, которая через пару недель уже закончится, видно с другого конца железной дороги. В Ворсме завод, причем, заметьте, сугубо артельный, через месяц мало что производство стали удвоит, так еще и лист стальной будет катать минимум втрое быстрее: больше-то им металл теперь девать будет некуда. И вы оттуда полсотни тонн проката в сутки получите даже не напрягаясь.
— Они же новые печи под велозавод строили…
— А арифметику быстренько повторить не хочешь? Велозавод к лету сможет делать две сотни велосипедов в сутки. Велосипед весит пятнадцать кил. А одна домна из двух, которые через месяц запустят, будет выдавать по тридцать с лишним тонн стали за эти же сутки.
— Домны вообще-то чугун…
— Да что ты говоришь! А я и не подозревал, вот ведь новость-то какая!
— Ну теперь знать будешь, — с довольной физиономией сообщил мне один из инженеров, но проходящий мимо рабочий неприлично заржал и мне укоризненно сказал:
— Шарлатан, ты зачем над молодежью издеваешься? — а затем, глядя на удивленные физиономии моих собеседников, поспеши пояснить: — Эти заводы мелкие металлические как раз Шарлатан и придумал как строить, и какие печи там для чего нужны, тоже он придумал, — а затем, повернувшись снова ко мне, высказал свое мнение относительно услышанного: — Ты тут это… молодые-то не местные, они и понять тебя могут неверно. Так что ты все же… в общем, будь попроще.
— Будь проще и люди к тебе потянутся, — машинально повторил я в некоторой задумчивости, все же раньше здесь я этого выражения не слышал. А рабочий довольно кивнул: «вот именно» и дальше пошел по своим делам. Ну а мы с инженерами-«кузовщиками» продолжили обсуждение «нового проекта». Довольно простого, если на него снаружи взглянуть: проекта цельнометаллического автобуса с несущим кузовом. Но я в автобусах понимал только как в них ездить, так что единственное, что смог сделать «умного», так это нарисовать маленький нижегородский автобусик, который катался по дочкиной «деревне». Не ахти какой технологический прорыв, но ребята всерьез так над этим задумались.
А я задумался уже над совершенно другим: как ни паршиво я знал в свое время историю, сейчас я просто не мог не заметить, что «все пошло иначе», и вот что на этом «новом пути» может оказаться критически важным для страны, мне было совершенно непонятно. Однако было вполне понятно, что решать «мировые проблемы» в восьмилетнем возрасте — дело абсолютно бесперспективное, и я решил сосредоточиться пока на проблемах районного масштаба, возможно даже с некоторым охватом и всей области. Вот только у меня даже о районных проблемах представление было, мягко говоря, весьма условное. Да, я слышал (обычно за ужином, за общим ужином, который у нас в доме проходил примерно раз в неделю), как дядя Алексей «мягко критикует отдельные недостатки на производстве», несколько чаще мне Настюха жаловалась на нехватку буквально всего в интернате, а иногда даже Маринка (в основном не напрямую, в через Вовку Чугунова) делилась «областными проблемами». Ну и, конечно, кое-что я узнавал при «редактировании» заметок в «Юном шарлатане».
«Шарлатан» уже довольно давно выходил вообще без малейшего моего участия. То есть в нем публиковались совсем уже не мои «изобретения», мне из редакции только иногда присылали «посмотреть и оценить» материалы, присланные многочисленными читателями. Мне все же их присылали не очень и много, а за эту «работу» еще и зарплату платили, очень странную: триста сорок два рубля с копейками в месяц, так что я все присланное читал внимательно: не хотелось мне нести читателям откровенную пургу. Правда, совсем уж откровенную еще в редакции отсеивали, а мне отправляли «что-то непонятное» (тоже большей частью чушь, но встречались и очень интересные идеи, над которыми людям было бы интересно подумать.