Сам автотрансформатор «артельщикам» рассчитали в Горьком, товарищи с физфака университета, что было не особо и просто, все же мало где тороидальные сердечники применялись. Зато агрегат получился просто загляденье: в Ворсме тоже ведь не дураки работали, и они понимали, что такому трансформатору все равно что во что преобразовывать, так что перестановкой одной фишки он превращался из повышающего в понижающий и с ним те, у кого сеть была на двести двадцать, мог юзать приборы, рассчитанные на сто двадцать семь. А так как агрегат продавался всего за тридцать семь рублей, ворсменские городские власти решили, что по бюджету горожан, уже владеющих электроприборами, это не сильно ударит — и начали менять напряжение в городской сети. Не сразу, к ноябрьским только два новых квартала переключили, но в следующем году весь город они собрались переключить. Тетка Наталья сказала, что и в Павлово о таком переходе всерьез думать начали и, вроде бы, хотя она пока точно еще не знала, в Богородске. А еще она сказала, что разрушенный Смоленск с самого начала вроде начали восстанавливать с сетями в жилых домах на двести двадцать — и я подумал, что теперь уже можно много всякого полезного в быту электрического «поизобретать». Правда, конкретных «изобретений» у меня в голове пока не возникло…
Перед ноябрьскими праздниками после совещания в правительстве на даче у товарища Сталина собралась «тесная компания», и разговор за столом вроде шел уже не о делах. Но в такой компании все разговоры все же происходят именно «о делах», так что когда Иосиф Виссарионович вопросил «неужели мы столько лет неверную кадровую политику вели», Станислав Густавович ответил:
— Это ты о ГАЗе? Нет, там мы все верно делали, в тех обстоятельствах, которые раньше были, все верно. Просто сейчас обстоятельства поменялись — и кадры, которые в новых обстоятельствах работать могут, заменили неумеющих.
— Но ты тогда мне вот что объясни: как на небольшом, в общем-то, Павловском заводе буквально за полгода смогли поставить на конвейер принципиально новый автобус, причем, как говорят, специалисты, чуть ли не лучший в мире, а на огромном ГАЗе уже отлаженный автомобиль больше трех лет запустить не могли?
— А, ты об этом? Тут все просто: во-первых, Павловский завод действительно небольшой и там все всех знают и друг другу помогают по-родственному буквально. А во-вторых, там производство налаживал лично Шарлатан!
— Он что, вообще все что угодно изобрести и наладить может? Куда не сунешься — везде этот Шарлатан на первом месте…
— Нет, он ничего и не изобретает. Изобретают заводские специалисты, но это как раз везде специалисты проделать могут. Однако конкретно в Павлово, а еще, пожалуй, в Вормсе ситуация принципиально иная: люди внедрять свои изобретения не опасаются. Потому что у них на случай неудачи есть — Шарлатан даже слово новое для этого придумал — кузявая отмазка. Мол, это мы не сами делали, а выполняли просьбу Шарлатана, между прочим орденоносца и Сталинского лауреата. И всего лишь не смогли такому заслуженному молодому человеку отказать — а Шарлатан им специально говорит, что «валите все на меня, мальчишке все равно начальство ничего сделать не сможет».
— Ну да, парню, который в десять лет уже в восьмом классе учится…
— А он не один такой, — усмехнулся подошедший к собеседникам Лавретний Павлович, — у него сестра в семь лет тоже в третьем уже классе учится, и учится на отлично, между прочим.
— Там что, семья вундеркиндов?
— Да какие они вундеркинды! В этой деревенской школе почти половина учеников учится кто на два, кто даже на три класса впереди обычного возраста, и никто там — то есть ни один человек ни в деревне, ни в Ворсме — не считает это чем-то выдающимся. Учатся детки — и хорошо, хорошо учатся — так и вовсе замечательно. Все от окружения зависит, от родителей…
— И от учителей. Я вроде помню, что там в школе директором женщина работает… тоже необычная.
— Обычная она, обычная. Необычного в ней только то, что директором в шестнадцать стала — но и таких в стране немало.