Тоже процесс оказался небыстрым: сначала я на организованном Маринкой совещании рассказал, как снятие ограничений на размер сельских домов приводит к росту производства стройматериалов в области (что было понятно: колхозники хотели обустроиться получше как можно быстрее и мощности своих колхозных заводиков закладывали с большим запасом), и привел нужные цифры, наглядно показывающие, что легкие пинки, раздаваемые областным руководством местным заводам, ускоряющие выполнение заказов от колхозников, окупаются (в масштабах области) буквально за считанные месяцы. Но привел их так, что выводы в обкоме сами сделали, а когда они их сочли уже своими, лично выстраданными, провел «финальную атаку».
И вроде сработало: товарищ Киреев распорядился, чтобы Сережа Чижов сразу же приступил к формированию стройотрядов, причем пообещал сам лично помочь и в их организации уже на Смоленщине. Правда, я так и не понял, откуда область собирается взять очень немаленькую кучу дополнительных и ни в какие планы не заложенных денег, но это я только поначалу не понял. А потом, спустя буквально один день, не понял этого еще больше: ко мне в Кишкино лично приехал товарищ Тихомиров, пытающийся из меня извлечь информацию о том, где у нас в области спрятаны несметные сокровища, так как они запустили процесс вообще не имея представления о том, как все это будет финансироваться…
В начале нашего разговора товарищ Тихомиров показался мне туповатым партийным функционером, но довольно скоро я сообразил, что это не так: он просто видел перед собой десятилетнего мальчишку и мучительно пытался именно до него донести по-настоящему серьезные вопросы. Причем даже без особой уверенности не только в том, что я на вопросы смогу ответить, но и в том, что я их вообще пойму. И оказалось, что он прекрасно разбирается и в финансовых вопросах (и я узнал много нового по части движения в советской системе наличных и безналичных средств), неплохо владел и фактурой по строительным вопросам: он, оказывается, в обкоме играл роль тетки Натальи, отвечая, но уже не в масштабах района, а всей области, за капитальное строительство. Как промышленное, так и жилищное — и спустя уже полчаса я понял, в чем уже я ошибался, планируя с помощью колхозных производственных артелей ускорить постройку жилья. Причем ошибался кардинально, все же «в прошлой жизни» просто не вникал в различия «разных денег», а здесь и сейчас, в социалистической экономической системе они оказались просто критическими. Но Виктор Васильевич оказался человеком не только умным, но и очень терпеливым, и мне эту разницу довольно быстро объяснил (сочтя мои знаний о финансовой системе всего лишь «детскими представлениями», а не результатом «капиталистического воспитания»).
Ну а после того, как я разобрался в причине своих ошибок, разговор с ним пошел уже всерьез. Настолько всерьез, что он через пару часов отпустил свою машину (я пообещал, что сам его после того, как мы закончим обсуждение, в город отвезу), затем — уже в районе часов шести вечера, он — немного удивившись тому, что у нас стоит прямой горьковский телефон — позвонил в город и сказал, что «вернется завтра». И когда я его уже отправил спать (ему я предложил место в своем «подвальном кабинете», который после перестройки дома так и остался «за мной») он, увидев на стене мою «доску почета», на которой уже полтора десятка только «отраслевых» и «районных» медалей висело, поинтересовался:
— Я вообще-то слышал, что у тебя наград немало, но, откровенно говоря, удивлен. За что ты все эти медали-то получил, рассказать можешь?
— Могу, но не хочу. Пока не хочу: мы же не закончили, а я еще должен кое-что продумать, так что отвлекаться просто не буду. Если мы в семь продолжим, вы как? У нас обычно все рано встают…
— Даже по воскресеньям? Впрочем да, в деревне дел всегда с избытком. Договорились, в семь продолжим.
— Я вас тогда в полседьмого разбужу, все же и позавтракать нужно, и душ принять…
Утром мы беседы продолжили, и закончили только перед обедом. Родители нас не отвлекали: они уже давно привыкли к тому, что ко мне периодически всякие товарищи приезжают и я с ними долго обсуждаю, по выражению отца, разную чепуху. Да и обед у нас был довольно «традиционным», без излишеств: баба Настя сварила мой любимый суп-лапшу с курицей, на второе уже Маруся напекла «кабачковых оладьев», ну и традиционный уже для нас чай (с бергамотом, этот бергамот у нас теперь плодоносил как бешеный). Но по дороге в город Виктор Васильевич все же поинтересовался: