Май выдался довольно теплым — но и не самым дождливым. То есть дождики-то потихоньку капали, а девятого и особенно двадцать пятого мая вообще ливни прошли, причем двадцать пятого такой, что молодую траву всякую просто в землю вбивал. Но на траву всем было плевать, понятно, что вскоре поднимется — а вот рассаду капусты последний майский ливень попортил знатно. И это было обидно тем более, что впервые в Грудцинском колхозе капустные поля засадили рассадой, выращенной в теплицах — то есть капустки уже довольно большими вырасти успели. Впрочем, колхозный агроном сказал, что капуста все же оклемается — но на всякий случай попросил колхозников «домашнюю» рассаду (то есть остатки ее) пока не выкидывать: если «отдельные растения и пострадали, то можно будет их и заменить».
Но по большому счету в деревнях колхозникам было на капусту в поле плевать: для себя все ее на огородах посадили, поле исключительно для «сдачи продуктов государству» сделали, так что «не плевать» на него было только самому агроному: он провел «эксперимент» и вывалил на это поле весь отработанный ил с двух «биореакторов», а еще и торфа туда подсыпал и томас-шлака. Потому что на этом конкретном поле еще в прошлом году урожай был таким, что даже плакать не хотелось…
А народ больше всего волновался по поводу новой электростанции: ее выстроили уже совсем к деревне близко, напротив остановки узкоколейки (чтобы топливо было проще завозить), а так как станция было уже «мощной», то рядом кишкинцы выкопали еще и небольшой пруд-охладитель — и все внимание теперь было приковано не к самой электростанции, а к пруду. Совсем небольшому, сотки в три всего — но в него мальчишки выпустили мальков карасей и все ожидали, что раз воду в пруду электростанция подогревает, то рыба в нем расти будет очень быстро. Понятно, что с трех соток пруда рыбы много не наловить, но вот как «эксперимент на будущее» этот пруд всем в деревне был очень интересен. Даже Надюхе (которая, собственно, и инициировала заселение пруда карасями): она мне сказала, что «подумывает об обустройстве большого пруда для школы». Ну да, в школе детишек теперь уже очень много развелось (и интернат достроили до «плановых» трех этажей, и школу подняли на этаж — и теперь зимой там уже заметно больше сотни старшеклассников обучалось, а кормить такую ораву одними кашами и кабачками было не очень правильно. Ну, еще яйца со школьного курятника на кухню поступали, но одно яйцо на школьника раз в три дня — это явно недостаточно.
В связи с увлечением деревенских рыборазведением (большей частью, конечно, в виде «наблюдения за процессом») я позвонил Маринке. Она, конечно, пока еще большей частью дома с дочкой сидела, но уже и работой все же занималась: декрет-то для служащих в стране составлял всего сорок восемь дней после родов, так что оказать мне «непосильную помощь» она, в принципе, могла. Примерно тем же способом, каким она в область леггорнов завезла: по комсомольской линии с кем-то «на местах» связалась и искомое ей привели. А сейчас я к ней обратился не за леггорнами: когда я был уже «достаточно старым», рядом с нашей дачей прорвало пруд местного рыбохозяйства и в соседнее озеро «утекли» мальки, как мне соседи говорили, китайского серебряного карася. А соседи ценной информацией поделились, когда я, заметив, что их мальцы начали с озера приносить рыбешек грамм по двести-триста, причем буквально десятками, поинтересовался, «откуда дровишки». Честно говоря, я, кроме названия рыбы, ничего про нее не знал — но в свое время Маринке хватило и названия курей сообщить, так что шансы на успех были не нулевыми.