Но нам и вечорошнего было не выпить, так что на ужин у нас всегда были грибы (в основном подберезовики и сыроежки — большие, крепкие как боровики, именуемые в деревне «зеленухами» и «краснушками»), тушеные в молоке. Долго тушеные, они часа по два в печи стояли в большой чугунной гусятнице, и очень вкусные. А по утрам была пшенная каша, тоже на молоке сваренная, к тому же сладкая: в нее добавляли березовый сироп. И я буквально чувствовал, что на такой диете я расту как на дрожжах. То есть это пока я чувствовал, а мать и баба Настя все переживали о том, что «мальчонка-то растет плохо, не иначе еды ему не хватает». Хорошо еще, что в деревне насчет еды народ был прост: никаких «скушай ложечку за маму, за папу, за зайку ушастого» не было. И в тарелку клали еды столько положено, а насчет добавки — это только «если останется». Но почему-то никогда ничего не оставалось, что, впрочем, меня не беспокоило: лично мне еды хватало. И вообще всего хватало, разве что иногда в душе просыпалась какая-то тоска по вещам, которые и в природе не существовали. Пока не существовали, но мне почему-то очень их хотелось. А так как их на самом деле не было, то оставался единственный выход — и я к нему пошел. Ну, как мог… как пока мог.
Глава 3
Идти вперед «к победе коммунизма» или еще куда-нибудь очень просто. Особенно просто идти мальчишке, которому всего полтора года… исполнится месяца через три. И вести за собой народ тоже не особенно сложно: его, народа такого, вокруг просто толпы ходили. Только в нашем доме толпы дошкольников шастали: кроме меня это были Валька, Настя (четырехлетняя дочь дяди Николая), Колька — младший сын дяди Алексея, мой одногодок, только родился он не летом, а в середине января. Еще был Васька — старший сын Николая, ему уже семь стукнуло и в следующем году ему предстояло уже в школу идти (тут в школу люди детей отправляли в восемь). А еще был старший сын Алексея Василий, он уже вообще во втором классе учился.
Школа в деревне была своя, называлась «Школа первой ступени деревни Кишкино», и размещалась она в отдельном доме, неизвестно кем и когда выстроенном, и дом этот вообще был в деревне самым маленьким — так что чтобы школьники могли в нем поместиться, к нему была сделана дощатая пристройка. Я подозреваю, что пристройку поставил еще прежний владелец дома и служила она курятником, но для школы в пристройке появились два больших окна. Так что весной в ней можно было даже лампы не зажигать. Но школа стояла в конце Полевой улицы, а наш дом на улице был первым. Он вообще был первым: когда новые власти для почтовых нужд потребовали дома в деревне пронумеровать, селяне думали очень недолго и пронумеровали их в порядке появления, так что наш дом стал домом номер один, хотя стоял он посередине улицы. А дом номер два был в самом конце улицы (если от реки идти), и до него было метров двести. Это по Нагорной, а по Полевой тоже был дом номер два, и он от нашего располагался через пруд, который был выкопан на нашим огородом, и до него было всего метров сто пятьдесят. И вообще по улицам стояли дома с одинаковыми номерами, то есть третий имелся и на Нагорной, и на Полевой, да и остальные номера тоже повторялись. Все повторялись кроме первого: дом номер один в деревне был единственным — а вот адреса у него было два: дом один на Нагорной и дом один на Полевой. Он, собственно, и стоял на перекрестке в центре села, а напротив дома через дорогу был выкопан единственный в деревне колодец. То есть раньше он был единственным, а в прошлом году в конце Полевой еще один выкопали. Но им уже никто не пользовался: его выкопали, чтобы было где воду брать пока «наш» переделывают, а когда переделали (на что, как мне ребята сказали, ушло недели две), в новый колодец никто больше и не ходил. Потому что в «нашем» воду стало брать удобнее: теперь не ведром ее черпать требовалось, а насосом качать. Колодец и переделывали «под насос»: поставили где-то в глубине щиты, прикрывающие воду, засыпали все щепками для утепления (чтобы зимой труба не замерзла), сам насос прикрутили. Забавный насос, советский, с двухметровой рукояткой, чтобы воду качать было нетрудно, но и сам насос, и эта ручка были литыми и чугунными. На самом деле чугунными — но тот, кто насос придумывал, придумал все правильно — и теперь за водой ходили в основном дети: даже Настя или Валька могли им воды в бидон накачать. А так как весь колодец сверху был прикрыт еще и деревянной «трибуной», по виду напомнившую мне сцену в каком-нибудь летнем театре в городском парке, то понятно, что место это мгновенно превратилось в аналог деревенского клуба. Да, там в основном дети кучковались, но в банный день или для стирки воды требовалось много, детям не натаскать — и за водой приходили деревенские тетки. Как приходили, так и уходили, только вот разница по времени между приходом и уходом редко меньше получаса была: у колодца все деревенские новости распространялись и там же все они и бурно обсуждались. Так что в субботу по утрам воду там набирали мужчины, резонно опасающиеся, что если это дело оставить женам, то по возвращении с работы в баньке воды они не обнаружат…