Но меня удивляло в колодце не то, что бабы возле него могли час обсуждать «хватит ли у Нюрки молока, чтобы Аньке помочь если у нее молока не хватит: Анька-то вот уже с каким пузом ходит, не иначе как двойню носит». Меня удивляло то, что колодец располагался почти на самом высоком месте деревни. Этот самый Фрол Кишкин похоже очень хорошо в водном хозяйстве разбирался: «наш» колодец и был-то глубиной метра в три с небольшим всего, и воды в нем было сколько угодно, а в «новом» воду нашли уже метрах в десяти, да и пока он в деревне единственным был, всю воду из него вычерпывали буквально за час. Еще один колодец пытались выкопать в самом конце Нагорной улицы, ближе всего к реке: там стояла общая деревенская конюшня, а лошадям воды натаскать на четыреста с лишним метров было очень тяжко. Но там выкопали колодец метров уже на двенадцать и воды так и не нашли, так что теперь просто на телеге к «нашему» за водой каждый день ездили. А пруд за нашим огородом тоже не пересыхал в любую погоду, и был он как раз метра на три ниже улицы — но хотя он и располагался «на горе», вода из него никуда не вытекала. И не цвела, всегда была свежей, там даже дядька Николай карасей разводил. То есть запустил туда их, когда еще мальчишкой был, а теперь периодически ловил их вершей (которую в деревне все почему-то называли «бреднем»). И караси у него ловились, правда, понемногу и небольшие, такие, что он их безо всякой жалости тут же кошке Мурке отдавал, а эти верши-«бредни» в деревне народ использовал в основном для ловли раков в Кишме. Рыбу в речке тоже ловили, но ловили только мальчишки: все же не Волга, и даже не Ока, рыбы в реке было немного и в качестве еды она мало кого привлекала. То есть кроме мальчишек: те обычно, наловив рыбки, тут же на берегу варили себе уху. Причем на всех мальчишек деревни котелок для ухи был один, общий — но все, кроме рыбы, на уху мальчишки со своих огородов приносили. Правда, и котелок был объемом где-то с литр, и из приправ в ухе были только лук и морковка — но ее, как я понимал, парни варили больше из удовольствия, чем с голоду. Да, меня на рыбалку не брали, и не брали потому, что мне «еще рано было есть рыбу»: в ней же куча мелких костей, а маленькие их выбирать не умеют…
Но рыба и мне все же доставалась, только совсем не окуньки из Кишмы: отец с дядей Николаем через воскресенье ездили (на велосипедах) в Павлово и там на рынке рыбу покупали. В основном налимов: они почти всегда в продаже были, так как налим был рыбой самой дорогой (если не считать очень редко встречавшихся стерлядей), а так как они постоянно туда за рыбой ездили, то павловские рыбаки для них почти всегда несколько рыбин припасали. Ну да, «постоянный и платежеспособный клиент»… Алексей за рыбой не ездил, велосипед как раз отцу он и давал — а ему за это тоже отдельную рыбину покупали. За деньги, которые он «рыбовозам» выдавал, конечно…
Вот интересно: тут народ друг другу (и даже родственникам) почти ничего никогда не делал бесплатно, и платили тут не обязательно деньгами, услугой за услугу расчет тоже принимался (но и об услугах все же заранее договаривались). Но когда в Грудцино в субботу кто-то погорел, все мужики деревни в воскресенье просто встали пораньше и пошли погорельцу срочно новый дом строить: все же конец октября, погодки уже весьма свеженькие. И дом за день выстроили, и печник тамошний за два дня погорельцам печь сложил (а грудцинские бабы печнику и глины с песком натаскали) — и все это сделали бесплатно. Причем наши вообще поначалу не знали, кто именно у соседей погорел: случилось несчастье, так надо срочно помочь, а кому — там разберемся. И я с огромным удивлением вечером слушал разговор отца с Николаем: они сидели на лавочке у крыльца и отдыхали после тяжелой работы, но языки-то у них не сильно устали: