Да и не только мужья есть, все же пока еще поток дембелей оставался немаленьким, да и вполне гражданский народ из только что освобожденных территорий, где фашисты уничтожили вообще все, старался в более обжитые места перебраться. То есть именно деревенских с освобожденных территорий почти и не было, а вот из разрушенных фашистами городов народ в наши края потихоньку уезжал: в деревнях хоть как-то могли и поля засеять, и огороды свои вскопать, тем самым гарантируя себе пропитание на предстоящую зиму, а в городах и жилья уже не осталось, и работы никакой — на что жить-то? А тут и хоть какое-то, но жилье подыскать можно, и работы внавал. Оплачиваемой работы, к тому же тут и по карточкам продуктов выдавали куда как больше, чем в других местах. Да и на рынках цены были относительно скромными — вот народ и потянулся. Конкретно в Кишкино потянулся так, что новые дома начали строить уже внизу, ближе к реке, после спуска, идущего от дома деда Митяя. А ведь там и водопроводом еще даже не пахло, и все прочие «удобства» выглядели довольно сомнительно. То есть не «те» удобства, а хотя бы огороды: все же земелька в районе была исключительно паршивой, и с огорода, разбитого в нижней части, приличных урожаев ждать пока не приходилось. Хотя если выбор идет между плохим урожаем и вообще никаким, то, получается, выбора-то и нет.
А до меня только сейчас дошло, почему в деревне с огородов урожаи собирают все же очень немаленькие. Да, землю тут описать словами «хотелось бы хуже да некуда»: тяжелый суглинок, причем истощенный уже буквально до предела. А вот в огородах люди и перекапывать землю не ленились, и всякой органики в нее добавляли много. А еще — в деревне люди мылись в бане. То есть в банях наш народ вообще везде почти мылся, но в деревне с мылом было плоховато, и люди использовали для мытья (да и для стирки) щелок, намытый из золы. А после процедуры воду грязную выливали исключительно в огороды — и поэтому калийных удобрений тут точно уже не требовалось. А еще практически не требовалось азотных: куры-то в каждом доме, а куриный помет от азотной кислоты, скажем, отличается лишь немного меньшей жгучестью. Ну и более пригодной для растений концентрацией. Так что, если издали на картину взглянуть, в земле лишь фосфора не хватало — но и тут все было не так печально: даже очень малые его количества из окрестной земли проходя через «пищевую цепочку» скотины (и людей тоже) потихоньку как раз в огородах и концентрировались. Просто процесс этот был небыстрым — но теперь, когда с нашего «металлургического гиганта» в больших объемах поступал перемолотый томас-шлак, все можно было прилично так ускорить.
И народ ускорял как мог, для начала поднатаскав с реки к себе на огороды песка. Не удобрение, конечно, но с ним земля уже не выглядит камнем, а если вместе с песком еще и лесной подстилки добавить, то уже появляется шанс грядущую зиму пережить не умирая с голоду. А вот в следующем году…
Конечно, в деревне кого угодно к себе не приглашали, и дома разрешали поставить лишь тем, кто — по мнению «женского вече» — мог всей деревне пользу все же принести. Это в Ворсме любого, кто у станка стоять мог, при этом его не поломав, на завод брали и даже жилье какое-то предоставляли. Неплохое, а по нынешним временам так вообще шикарное, буквально «евростандарт»: ворсменский архитектор из Харькова, с простыми русскими именем и фамилией Бахтияр Ильгаров после долгих, чуть не до драки доходящих, споров с немецким бригадиром (который, оказывается, и по довоенной профессии был инженером-строителем) разработал проект жилого дома довольно интересный, мало похожий на «традиционные» проекты этого времени: в каждом подъезде на этаже было по три двухкомнатных квартиры общей площадью в районе пятидесяти метров каждая и одна трехкомнатная, уже около шестидесяти метров. А предметом спора был даже не метрах, а коммуникации — и немец придумал, как все в жоме устроить так, чтобы на подъезд нужно было всего два стояка с трубами (что стоимость дома заметно сокращало). То есть спорили все же о метраже: у немца просто не получалось так трубы разместить, чтобы квартиры поменьше выходили — но когда «суровый тевтонский гений» принес сметы, споры утихли. То есть изначально-то споры шли о том, размещать в квартирах ванные комнаты или пусть народ в бани походит, но такие споры носили уже сугубо философский характер, так как ванн сейчас советская промышленность просто не производила, а «полупуская» ванная комната давала жильцам надежду на скорое и светлое будущее. Очень скорое: в Ворсму с фронта приехали и бывшие рабочие с какого-то чугунолитейного завода, так что литье ванн уже в планах просматривалось. Не в ближайших, но наш-то народ всегда был готов перетерпеть временные трудности.