Еще третьего января на совещании в Ставке Верховного Главнокомандующего товарищ Жуков докладывал текущую обстановку:
— За прошедшие сутки наши войска досрочно, с опережением графика на сутки, освободили Сухиничи. Войска генерала Шмидта попытались контратаками остановить наше наступление, однако его танковые колонны были уничтожены и враг в панике отступил в направлении на Думиничи и на Соболевку.
— Так уж и в панике, — усмехнулся товарищ Сталин.
— Именно в панике. Когда за десять минут уничтожаются танковый полк, повод для паники появляется, а когда там же целиком сжигается и полк мотопехотный, причем практически без потерь с нашей стороны…
— И чем же бойцы товарища Белова так ловко пожгли вражеские танки и бронемашины? Он же еще недавно жаловался, что ему не хватает артиллерии…
— Тут без артиллерии получилось обойтись, — Жуков недовольно поморщился, и по нему было видно, что дальше рассказывать ему не хочется. — И без бойцов товарища Белова. Немецкая наступающая колонна нарвалась на засаду, организованную отрядом испытателей с двадцать первого завода, и они, проводившие испытания своего нового оружия, сожгли и танковый полк Шмидта, и почти целиком два сопровождающих танки мотопехотных батальона. Причем сожгли, даже не дав фашистам выйти на дистанцию действенного артиллерийского огня, поэтому и сами потерь практически не понесли.
— С двадцать первого? Какие-то новые доработки машин товарища Лавочкина?
— Нет, товарищ Лавочкин тут вообще не причем, это был пехотный отряд.
— И что же за новое оружие они так удачно испытывали?
— Точных данных у меня нет, я рапорт генерала Белова получил два часа назад.
— Но прочитать-то его успели?
— Мне кажется, что товарищ Белов несколько… излишне отметил освобождение Сухиничей, так что я не могу считать написанное в рапорте хоть сколь-нибудь…
— Так что же он там написал-то?
— Генерал Белов в рапорте отметил, что отряд испытателей двадцать первого завода уничтожил танковый полк вермахта целиком и мотопехотный полк более чем на половину с помощью… извините, товарищ Сталин, но в рапорте так и написано, с помощью… бумажных самолетиков. Я, конечно, сегодня же укажу генералу Белову на недопустимость…
— Товарищ Василевский, а где сейчас находится товарищ Белов?
— Сейчас штаб его переместился в Козельск…
— Спасибо. Товарищ Жуков, я сам постараюсь разобраться в том, что товарищу Белову допускается. А теперь рассмотрим, что у нас происходит на Ленинградском фронте…
Когда совещание закончилось, Сталин лично вышел в приемную:
— Товарищ Поскребышев, соедините меня с товарищем Беловым.
А через полчаса, выслушав от генерала уверения в том, что «самолетик действительно бумажный, я его в руках лично держал» и уточнив все, что можно было уточнить по телефону, он связался с руководством двадцать первого завода. Но и оттуда новой информации получить не удалось, дежурный лишь сообщил, что новыми изделиями занимается организованный по поручения товарища Киреева цех, заводу не подчиняющийся, и руководит которым инженер Чугунов. Который сейчас на испытаниях находится, но завтра уже должен на завод вернуться. Сталин, отдав все нужные распоряжения, положил трубку и вернулся к делам, однако иногда он прерывался и о чем-то задумывался, глядя в завешенное тяжелой шторой окно…
Когда на аэродроме нас встретили и посадили в большую машину, я уже почти догадался, куда нас везут. Вот только все еще не понимал, зачем — однако до разгадки оставалось не больше часа. И когда машина въехала в Кремль, я окончательно убедился в том, что догадка моя оказалась верной. А вот зачем — об этом я узнал еще через десять минут.
Надюху, дрожащую как осиновый лист, оставили сидеть в приемной, а меня завели в кабинет. Иосиф Виссарионович меня оглядел, пригласил сесть в кресло, покрутил в руках трубку, затем положил ее на стол:
— Володя, нам тут в среду на военном совете товарищ Чугунов рассказал, как ты изобрел замечательное оружие, очень живописно расписал, как его испытатели сожгли твоими… да, бумажными самолетиками фашистскую танковую колонну. И Военный совет единодушно решил тебя наградить…
— Это будет ошибкой, не надо меня награждать. Потому что не за что.
— Это как? Ты считаешь, что три десятка сгоревших фашистских танков…