Дюбель секунду-другую озадаченно пялился на собеседника, а потом сдавленно заржал. Тушкан наклонился поближе.
— А ещё знаешь что? Ты Жабыча помнишь?
— Это который у нас в школе вёл ОБЖ? Подпол-ракетчик?
— Ну да. Так вот, Челси, когда говорит про США, чешет точно по его методичке. Агрессивный режим, сотни военных баз, развязанные войны по всему миру, сгоревшие города, дети-сироты… — он замолчал, а потом неожиданно вздохнул: — Жалко её, сил нет. Прямо хоть женись на дурёхе, пропадёт ведь.
— В смысле?
— Да голова у нее таким мусором забит. Для неё теперь бывшие соотечественники из Нью-Йорка, Конфедерации Ди-Си, Техаса или Тридцати Первых штатов — конкретные злодеи и враги. Чёрт, как всё поменялось, а? Вот скажи мне ещё лет 20 назад, что так обернётся, долго бы ржал. А они взяли и страну порвали в клочья.
— Порезали на шашлыки, — подсказал Дюбель.
— Верно. Вот как так, а? Мы же были уверены, что они помешаны на величии страны. А они оказались помешаны на выгоде. Ничего личного — только бизнес!
— Если бы моему отцу, допустим, году в восемьдесят пятом рассказали, как партийные секретари порежут на шашлыки Советский Союз, потому что каждому захотелось свой кусок мяса… — протянул Дюбель. — Папа тоже посмеялся бы. А потом дал бы шутнику в морду.
К реке шаркающей походкой спустился Казак. Глядел он так, словно у него трагедия уже не на 75 рублей, а на все 100.
— Ну бисова баба…
— Открыла тебе глаза на гнусную сущность русских? — съязвил Дюбель.
Казак помотал головой. Он явно был не склонен шутить.
— Ужас как жалко дивчину. Кто им мозги промывает? А главное — за что?! Она ведь не злая. И не дура. Она просто за всё хорошее. Но… Эх, блин!
Тушкан сунул Казаку бутылку пива.
— За всё хорошее — это у них национальная черта, — буркнул Дюбель. — Тот самый имперский менталитет, которым русские, слава богу, не страдают.
Он повернулся в сторону, откуда раздавался голос гостьи, и поднял указательный палец.
— Ты сказал, всё поменялось? Ну-ну. Слышишь, как чешет? Кое-что не меняется. И, спорю на что угодно, не изменится. Как они любили нас поучать в те времена, когда мы с тобой сопляками были, так и сейчас любят!
Тушкан уставился на Дюбеля, а потом громко и как-то нервно захохотал.