— А я написала на бумажке: «Если вы не перестанете говорить одной ученице постоянно «кому-кому, а тебе…», завтра ваш сын будет похищен. И вам придется выкупать его за миллион долларов». И подписалась — «Неизвестный».
Отец, словно у него снова начали болеть зубы, прищелкнул языком, потер виски:
— «Неизвестный»… А если бы она ушла с этой запиской в милицию?
— Нет, она испугалась и сразу к сыну побежала. Он в нашей школе в первом классе учится. Знаешь, как она за ним бегает? — Оксана оживилась, вспоминая. — На каждом перерыве ведет его в учительскую, кормит там…
— Подожди, договори о записке.
— Ну, написала, тогда на перемене. Катя нарочно позвала ее, она отвернулась, и я быстренько вложила записку в классный журнал.
— Конспиратор… Хорошо, — сказал отец. — Допустим, ты обиделась и отомстила таким образом. Но если все небогатые, и все, у кого нет матери, и все, скажем, некрасивые начнут писать такие записки? Тогда что?
В минуты растерянности отец всегда прятался за рассуждениями типа: «А если все начнут так делать?»
— А почему она обзывается? — вернулась Оксана к тому, с чего все и началось.
Трудно было бороться с этой логикой. Отец сдался:
— Хорошо, завтра разберемся… Поздно уже, иди собирайся спать.
— А что сказал завуч?
— Зайти к нему. Придется раньше встать, и по дороге на вокзал зайдем в школу.
Довольная, что так легко ей все обошлось, Оксана смотрела в большем комнате телевизор. А отец еще долго курил на кухне. Он вспоминал свою бывшую жену, Оксанину мать: как жил с ней, как потом развелся… Несмотря ни на что, он упоминал ее с любовью, с благодарностью за то, что оставила ему дочь — эту выдумщицу, шкодницу, непослушную и вместе с тем все равно самую лучшую в мире, самую любимую девочку.
Глава 2. Катя
В девятом часу утра, наказав соседке присматривать за квартирой, они вышли из дома.
Небольшой, тихий, окруженный пятиэтажными зданиями, заросший каштанами и плакучими ивами дворик жил близким летом. В песочнице под присмотром бабушек возилась малышня. Со стороны проспекта доносились звуки жизни большого города.
Дворик был еще в тени, солнце только-только добиралась до верхних окон соседнего дома, но было тепло, даже душно.
— Постоишь в вестибюле, около сумок, — учил отец, — я постараюсь быстро Никак ты не можешь без приключений… Теперь думай, чтобы не опоздать на вокзал.
— А сколько мы будем у бабушки?
— Переночуем и завтра вернемся.
В школе было тихо, недавно начался урок. В пустом, гулким, словно во время каникул, вестибюле отец поставил возле столика вахтерши сумки, попросил вахтершу, что сидела за столиком и читала газету.
— Посмотрите, пожалуйста, сумки и за ней заодно, — кивнул он на дочь.
Он пошел в самый конец коридора, где находился кабинет завуча.
Девочка погуляла по вестибюлю, постояла возле стенда с расписанием уроков, подошла к узкому длинному зеркалу, что было укреплено на колонне напротив пустых гардеробных вешалок. Внимательно, придирчиво принялась осматривать себя с ног до головы. Осмотр не принес утешительного настроения. Самое обидное, что снизу — все отлично: ровные, крепкие, с царапинами на коленях ноги, белые с зелеными полосами кроссовки, зеленые носки, зеленые шорты до колен; на правой лодыжке снизу надпись «San-Francіzco», такая же надпись, только большими буквами, на зеленой майке… А вот выше… курносый нос, круглые деревенские щеки в веснушках — следы майского солнца… соломенного цвета волосы, которые сверху, на макушке, по-мальчишеские топорщатся на лбу и которые нельзя прибрать — причесать так, как хочется — только если они мокрые… Ничего от отца, вся в мать и в бабушку! Нет, разве глаза, синие, живые, с кошачьими штрихами-зрачками — в отца. Вот если бы можно было глаза оставить свои, а нос «одолжить» у Кати… Ненадолго, только чтобы съездить в деревню, а потом отдать обратно. Щеки тоже можно было бы одолжить у Кати, а волосы… волосы тем более у Кати, у нее самые красивые в классе…
Все-таки девочка привыкла к этим щекам и носу и теперь даже пожалела их. Да не бойтесь, не буду я вас менять на лучшие, так и быть. Свои как-никак.
Вспомнив подругу, Оксане вдруг захотелось увидеть ее.
— Маргарита Ивановна, — подошла она к вахтеру, — посторожите сумки. — И добавила, стыдливо понизив голос: — Мне в туалет надо.
— Иди, иди, доченька, — ласково ответила вахтер, радуясь ее непосредственности.
Оксана быстренько взбежала на второй этаж, остановилась у двери своего пятого «А». Нужно было бы выдумать какую причину, чтобы Катю отпустили с урока… Ничего, язык сам что-то придумывает, не впервые. Она решительно постучала в дверь, тогда просунула голову, чтобы убедиться, не другой ли какой класс занимается тут сегодня. Увидев своих и учителя истории Бориса Григорьевича с указкой в руке у большой разноцветной карты, которая была подвешена на доску и закрывала ее почти всю, девочка протиснулась в дверь и остановилась на пороге.