— Тогда бы люди, спилили дерево, обязательно проверили бы все дупла, — не согласился Дмитрок, — и нашли бы карту. Это же интересно, как удержаться, чтобы не залезть в дупло? А если бы карта нашлась, все знали бы об этом, и в музее было бы, и в книжках написали бы.
— Логично! — засмеялся Борис Григорьевич. — Да, часто бывает, что дупло расположена низко, у самой земли, и ведет под землю, так что ему, может, и копать не пришлось. Только что гадать? Сейчас все узнаем. Давай, Михаль, с Богом…
Михаль осторожно, аккуратно, впритык с пнем, по сантиметрам начал протыкать землю, стараясь вгонять острый прут на всю длину. Учитель с Катей молча следили за ним, Дмитрок давал советы:
— Не торопись… Аккуратнее… Отступи подальше от пня, чего ты к нему прилип…
— Не учи ученого. Корни мешают…
— Проверь под корнями.
Вдруг Михалова рука застыла. Сидя на корточках, парень снизу вверх посмотрел на Бориса Григорьевича, сказал удивленно:
— Здесь. Борис Григорьевич, ей-богу, здесь!
— Осторожнее, только осторожнее, Михаль, — еще больше разволновался учитель. — Сосуд может быть глиняный, доставай очень аккуратно, по миллиметру, чтобы не повредить!
Михаль быстро разгреб мягкую землю, полную трухи и щепок. Вот ухватился за что-то пальцами, покачал, чтобы легче вышло. Из гнилого, ветхого корня, чавкнув, словно прощаясь с этой землей, в которой провел столько десятилетий, появился небольшой сосуд с узким горлышком.
— Ваза!
Михаль подал вазу учителю, сам, не поднимаясь, начал шарить в ямке пальцами, углублять ее, подкапывать прутом. Он надеялся, что это только начало и здесь, под пнем, еще полно ценностей.
Борис Григорьевич отнес вазу до межи, вырвал пучок травы, бережно счистил с сосуда землю.
— Ух ты! — выдохнул Дмитрок.
У Кати тоже от восторга светились глаза. Она протянула руку и слегка постучала по вазе ногтем. Или только послышалось, или действительно ваза вдруг зазвенела — еле слышным, тонким, чистым звоном, словно передала нынешним своим хозяевам привет из самых глубин далекой старины…
Подошел Михаль, вытирая руки о штаны.
— Нет ничего более, — и тоже застыл, пораженный. Показалось, даже посветлело вокруг от красоты этого создания обычных рук человеческих. Ваза мягко отливала цветом синей фарфора, по синему — мелкие золотые звездочки. Обычная овальная форма и тонкая шейка, расширяющаяся кверху. Но было в этой простоте формы и обыденности цвета что-то загадочное, даже величественное, как бывает загадочным и величественным привычное небо, если оно после ясного дня начинает синеть и расцвечиваться золотыми звездами. Кем эта ваза сделана? Чьи палаты украшала? Какие руки трогали ее, какие цветы в нее ставили?..
Глава 68. Встреча
— Михаль, подай, пожалуйста, прут, — сказал учитель, когда все налюбовались находкой. — Все так, как мы и думали — горлышко залито воском. В вазе должен быть план настоящего сокровища.
Перевернув вазу вверх дном, он осторожно выковырял черный хрупкий воск из шейки. Встряхнул, постучал по донышку. Из вазы высунулся желтый сверток. Дмитрок схватил, вытащил:
— Смотрите, также воском покрыто! Совершенно целый, только скользкий какой-то, — и передал учителю.
Тот бережно развернул сверток. Бумага, и правда, при такой «консервации» сохранилась прекрасно, почти не пострадала от влаги, была ровно толстая, покореженная и напоминала пергамент.
— Ну, что там, Борис Григорьевич? — Михаль заглядывал учителю через плечо. — О, вот это настоящий план, как раз такой, как сейчас рисуют! — воскликнул он.
— Слова, однако, расплылись… Ничего не разобрать. Да и по-французски здесь…
— Ну и что? Зато посмотрите, Борис Григорьевич: вот река, вот лес, вот какое-то поселение — тут и без слов догадаться можно!
— Пень мы всего по одному слову нашли, — сказала Катя.
— Вот именно!
— Нет, давайте не спешить… спрячьте пока… Дождь идет, я боюсь, бумага может намокнуть, расползется, — Борис Григорьевич, не поднимая ни на кого глаз, скрутил «пергамент», вставил обратно в вазу, положил сосуд в рюкзак.
— Все, друзья мои, — пора домой, — и вскинул рюкзак на плечо. — Дома я вам все объясню.
Михаль с Катей переглянулись. Они ничего не понимали. Что случилось? Почему учитель скрывает от них глаза? Почему у него даже голос стал как-то виноватый, усталый?
Один Дмитрий поведение учителя почему-то никак не заметил. Он уже несколько мгновений стоял, отвернувшись, и смотрел на дорогу.
— Смотрите, машина! — воскликнул он. — Из лесу выскочила, сюда едет…