Официанты с постными лицами усадили меня за стол, и тут же рядом очутилась Анжела.
Я себе пока суть да дело всяких бутеров подтягивал в количестве — хорошая мышца любит подвигаться и пожрать. Ну вот, сижу, жую, а Анжела мне дудит в ухо про то да се, да про все. Тут я ее спросил:
— Подруга, ты мне скажи, кошки на кладбище, это какая примета?
— Если белые — добрая, а если черные — плохая, значит нераскаянная душа. Вообще не к добру кошка на кладбище.
— А две?
— Ну вдвойне не к добру, наверное.
Анжела уже порядком нагрелась, и щеки у нее раскраснелись.
Подошел Юрка, наклонился ко мне, уцепил рыбку с бутера.
— Ты как?
— Нормуль. Хорошее место выбрал, сауна. Может, попаримся пойдем?
— Очень смешно.
— Нет, правда хорошо, и кормят вкусно.
— Анжела, все, не доебывай его, пошли.
— Ну подожди!
Юрка махнул на нее рукой, ушел курить, а Анжела сказала мне:
— Вот почему он меня замуж не зовет? Антон же женился на цацочке своей, а чем я хуже? Я тоже хочу! Я, знаешь, Юрочку боялась сначала. Ну вроде как на нервяке он всегда, и резкий, а теперь думаю, какой он милый, просто прелесть.
Я сказал:
— Ну и славненько.
А она сказала:
— Но я замуж за него хочу. Почему не берет, как думаешь?
— Боится, — сказал я. — Что тебя с ним в машине взорвут.
Она задумалась, потом сказала:
— Это точно, мы с ним вместе так редко катаемся. Какой же он хороший!
Я налил себе стопочку и опрокинул, говорю:
— А что он бандюган — пофиг тебе уже?
Без злости я это сказал, чисто интересно стало.
— Знаешь, — Анжела надулась. — Я много об этом думала.
— И что надумала?
— Ну они же людей за деньги убивают, а не просто так.
До меня не сразу дошло, ну а потом как бы дошло. Я захохотал, мимо прошел Антон и стукнул меня.
— Нигде нет покоя, — сказал я.
— А ты?
— Что я?
— Ждет тебя девушка?
— Десять, — сказал я.
Она распахнула глаза, потом покачала головой, и кудряшки запрыгали.
— Ну серьезно!
— В Африке, — я подмигнул ей. — Негритоска.
— Да ладно! Не верю!
— Ну не верь. Вот женюсь на ней, привезу ее и своих мулатиков.
— А как у них, слушай, там?
— Розовенько.
— Ты сейчас скажешь: иди подоставай кого другого, да?
— Нет, — сказал я. — Можешь меня доставать.
Стоит говорить, что никто меня не ждал?
В общем, долго мы с ней болтали, потом опять подошел Юрка, Антон сел рядом, цаца его в бильярд играла с Толиком, и Антон все в ее сторону посматривал.
— Красотка, — говорю. — Боишься, что уведут?
Антон сказал:
— Не боюсь.
— А что трешься около нее?
— Не боюсь. Просто не то слово.
О мамке не болтали мы особо, а вот мертвая девица из шкафа между нами стояла: откуда она, и что с ней делать? Зашел разговор о том, куда вообще люди пропадают. Юрка все спрашивал:
— Ну куда, куда пропадают люди, Антон?
Антон долго, пристального на него смотрел, а потом сказал без улыбки.
— Такие как ты их и убивают, Юр. И в лесу закапывают. Все ты знаешь.
Юрка осекся. А я вдруг понял, как Антона злят Юркины дружки — фактически единственные гости на мамкиных похоронах. Просто лицо Антоново ничего не выражало, но он злился. Антон, может, не самый очаровательный человек, но то, что о нем правда — всегда старался делать свою работу хорошо. В нем это странно, знаешь, человек он местами плохой, но думает, что его призвание — людей защищать. И защищает, как может. И бандюки ему все эти Юркины как поперек горла были.
Юрка, пьяный, все равно это понял — что Антон злится, хотя посторонний бы по нему не сказал. Юрка повернулся ко мне, взял меня за плечи и так же спросил:
— А ты, Вить, что думаешь? Куда пропадают люди?
Я уже наклюкался изрядно, выставил кулак и резко разжал пальцы:
— Бум!
Юрка пьяно, нервозно усмехнулся.
— Мой брат Каин, где твой кастет, — сказал он.
— Это две песни, — сказал Антон.
— Что?
— Ты их смешал.
В этот момент к Антону подошел официант, сказал, что ему звонят.
— Да ладно? — спросил я. — Ты телефон рестика оставил, где поминки матери твоей? У тебя же мать умерла, Антон.
Антон отмахнулся от меня и, почти не покачиваясь, пошел за официантом. Говорю же — к работе по серьезу.
Юрка сказал:
— Я ему мобилу подарю.
Я сказал:
— Он тогда с ума сойдет от своей работки.
— Пойду поблюю.
Знал я, что идет он поправляться, но кто я такой, чтоб его останавливать? Хочет ширяться — пускай ширяется. У Юрки последний аргумент был: начальник его, Вася Автоматчик, или как там его, в Майами здоровье поправил, вернулся как новенький.
Ну, а по мне — мерзость это все, афганский яд, я это воспринимаю, знаешь, как месть ихнюю, восток — дело тонкое.