— Ну?
— Витек, это Юра.
— Я знаю.
— Скажи мне, это правда?
— Что?
— Девица мертвая, она была или нет?
— Есть. Под боком у меня спит.
— Ты что, дохлую бабу выебал?
— Да нет. Чисто погреться пришла.
— Бред какой-то. Я думал, мне это приснилось все.
Он помолчал, потом спросил:
— Тебе мать снилась?
— Снилась. А девица моя, кстати, Тоня. И Тоня говорит, что мать ведьмой была.
— Мать была алкашкой ебаной.
— Ну добро. Слушай, Юр, а ты скажи мне одну вещь, скажешь? Говно я человек, да?
— Ну, да, бывает. Хотя по-разному.
— За честность тебе спасибо.
— Я сейчас с ума сойду! Ты приезжай ко мне вечером, Вить! Приезжай!
Я подумал: подлечиться ему надо. Сейчас, небось, сходит подлечится. И правда, Юрка сказал нетерпеливо:
— К восьми давай.
— Лады. А пока дохлую бабу поеду одевать.
Вдруг он зашептал в трубку так, что в ухе неприятно стало.
— Мать снилась мне, говорила, что в земле лежать не может. Говорила, что земля ее не принимает.
Я сказал:
— Расслабься, Юрка, вечерком я доеду, мы поговорим.
Ну, он быстро попрощался да трубку бросил. Я вернулся в комнату, смотрю, лежит дамочка мертвенькая. Стал ее будить — не просыпается.
Ну, думаю, попал я.
Может, и не было этого всего?
Это я просто с ума сошел.
А что реально вообще?
Тут открыла она глаза. Я говорю:
— Ты уж меня так не пугай.
Протянул ей свитер свой — который ей был как платье, штанцы какие-то Ленкины старые нашел, которые остались.
— Иди, — говорю. — Переодевайся. Поедем шмот тебе покупать, а то ходишь в этой херне окровавленной — смотреть противно. Купим тебе чего-нибудь. Вечерком, может, к Юрке завернем.
Тоня медленно кивнула.
— Ты ж говорила, ты не спишь.
— Я не сплю. Я умираю.
— Ну, — сказал я. — Это уже условности. Пиздуй собираться.
А выглянул в окно — зимняя сказка. Так вот день начался.
Глава 4. Сторож брату своему
Ну так вот, Тонька. В общем, говорю ей:
— Ты будешь мерить штуки, вдруг кто увидит, — дал ей бинт, ребра завязать — самой, раз стесняется, хотя, считаю, стесняться тут нечего. Ну, ее женское дело, ладно.
Ну вот, окинул ее взглядом придирчивым, да и мгновенно понял, что слона-то я и не приметил.
И что было делать с башкой? Ну, где черепа кусок отошел. Это все, финал, пиздец. Надо было что-то делать. Ну, думаю, голову подозрительно заматывать совсем — залепим пластырем, широким таким, для предохранения раны, где-то оставался у меня.
Сообщил ей идею, а Тоня сказала:
— А волосы? Как потом?
— Ну, — сказал я. — Тебе же не больно.
— Нет, я имею в виду, что мне жалко волосы.
— Ну мы тебе сейчас голову помоем и посмотрим, как его прикрепить, может, срежем где, чтоб потом не обидно было. На парься, модно будет.
Я помолчал, видел, что она дуется. Сказал:
— Или размочим в воде просто. Ты же не разлагаешься, да? Ну, значит, вода тебе не страшна.
— Я всегда в том состоянии, в котором она нашла меня.
— Ну и славно, — сказал я. — Самое лучшее состояние — после того как быть живым, конечно. Не бойся за волосы, размочим твой пластырь.
Ну вот, волосы ей обтер от крови тряпкой, заклеил голову.
— Нормуль. Невеста, короче.
Она скривилась от этого слова, будто я ее обидел им.
— Мать тебя так называла? — спросил я.
— Да. И Снегурочкой еще. Потому что она меня в снегу нашла.
— Ну да. Антон рассказывал, что так называют девиц, которые находятся весной. Ну, типа парни — подснежники, девчонки — снегурки.
Вдруг Тоня сказала:
— Я ей завидую. Я тоже хочу себе похороны.
Я сказал:
— Да ладно? А быть живой?
— Ну, если не быть живой, то, по крайней мере, хочу, чтобы у меня был дом. У меня нет дома. Могила — дом мертвого.
Я махнул рукой.
— Да слушай, найдем твоих предков, или кого там. Это ты просто сопли мотаешь, что ты одна. Не нужна тебе могила! Тебе так повезло — жить после жизни. Иди, давай, заматывайся. Нам еще на почту надо.
Я пока суть да дело курнул, жду ее. Выходит ко мне — ну ба — почти как живая. Нет, что-то такое, не очень правильное, конечно, оставалось в ней все равно. Какая-то душная мертвенность, от которой на сердце нелегко. Но, в общем и целом, результат превзошел ожидания.
Пошли мы, короче, на почту — Ленке в Минск деньгу отправить, и меня почему-то тоска взяла, выхожу я с почты, говорю:
— Не знаю, я так хотел денег заработать, а не нужны мне деньги.
Тоня некоторое время молчала, и опять снежок шел, снежинки не таяли у нее на лице.
— А что же вам нужно, Виктор?
Я пожал плечами.
— Любишь бабки?
— Все любят.
— Думал, ты выше этого.
Она покачала головой.