Вот девица лежала. Сколько ей было? Сутки — это максимум, скорее меньше. С живой уже не спутаешь, но будто бы и не совсем еще мертвая. На тоненькой границе.
Антон сказал:
— Дурацкая какая-то ситуация.
— Что бы ты порекомендовал?
Он помолчал, потом сказал:
— Не вызывать ментов.
— Слушайте, это мамка убила, — сказал Юрка. — С нее станется.
— Мама, — сказал Антон. — Уже три дня как мертвая.
— Ну а эта красавица сохранилась хорошо.
— Красавица?
Не прям красавица, но симпатичное лицо, жалко что мертвое.
В общем, понятно, что ничего непонятно. Вернулись на диван, закурили, глядим опять на елочку.
— Странно, — сказал вдруг Юрка. — Был один жмур, теперь два.
— Третий в комнате ее, — сказал я. — Поди поищи.
— Не смешно нихуя.
Антон сказал:
— Думать надо, что делать.
— Ну ты ж мент, ты и думай. Мое дело трупы клепать, а не атрибуировать.
— А Юркино дело тогда какое?
— Юрка, какое твое дело?
— Деньги зарабатывать, — ответил он.
Опять молчим. Потом говорю им:
— Вот и праздник! Раз-два-три: елочка, гори!
И засмеялся, значит. Они смотрят на меня, как на идиота.
— Ладно, — сказал я. — Квартиру мы с ней не продадим ни через полгода, ни вообще никогда. Что-то делать надо. Юрка, точно не твоя работа?
— Побойся Бога.
— Ты побойся Бога.
Он помолчал, потом добавил:
— Я могу ребят пригнать.
А Антон и говорит:
— Нет. Ее же кто-то ищет и ждет.
А я сигарету в тарелке затушил, встал и опять к шкафу, тянуло меня туда невыносимо.
— История загадочная, — сказал я. — Наверное, мистика.
— Никакой мистики, — сказал Антон. — Все просто объясняется в большинстве случаев. Есть цепочка событий, мы ее просто пока не знаем.
Подарок под елочку.
— Ладно, — сказал я. — Карточки-то посмотрим?
— Ебанулся? Не трогай там ничего.
Но я уже коробку беру, да только в этот-то самый момент полка с треском отошла. Невольно я ее удержал над головой девчонки. Та хоть и мертвая, да только не хотелось мне все равно, чтоб ее ударило. Бедной голове ее и без того досталось.
В общем, бам, полка оторвалась, держу ее, а девка глаза открыла и смотрит на меня, не мигая, светлыми, прозрачными почти глазами.
Ну тут уже даже я охуел.
— Она живая! — я крикнул. А братья мои тут как тут.
— Ты все сломал, как всегда, — сказал Антон. Другой бы на полуслове фразу оборвал, а этот окончил. Юрка, помню, перекрестился, да не той рукой — водилась за ним такая привычка, хотя Юрка был весьма религиозен, как многие из тех, кто про ад при жизни призадумался.
В общем, лупает она на нас глазками, сама испугалась. Ну, подумал, живая — ошибся. Странно это вышло — мы-то все мертвых видали, знаем, как оно, а все ж я ошибся. И на старуху бывает проруха. Вот кстати интересно тебе, что такое проруха? Озаботился я как-то вопросом этим, залез в словарик. Я почему-то думал, что проруха — это такая яма. Идет старуха многоопытная, а возьми, да и в яму упади — на знакомой-то дороге. Ничего не так — проруха — оплошность, ошибка.
Ошибочка вышла.
Ну, я обрадовался. Живая телочка, хоть и покоцанная. Я ее спасу и буду героем. Держу над ней полку, улыбаюсь.
Тут она как-то повернулась, и я увидел, что крови у нее в волосах много больше, чем я это сначала увидел, и в голове — дыра, сквозь которую липкий мозг видно — кусочек примерно три на три сантиметра, отколотая скорлупка.
Ну, и с таким, бывает, живут, но глазками так не лупают обыкновенно.
— Не двигайся! — сказал ей я, значит, потому что есть такая точка равновесия — у человека, может, и полголовы нет, а он каким-то чудом еще жив, но только двинется — и отдаст коньки. Невольно коснулся ее руки, а рука — совсем холодная. Неживая.
Ну, ясно мне стало, что никакой прорухи не было.
Мертвая все-таки деваха.
Юрка руку, конечно, в карман сунул — сразу за волыну, во человек. Впрочем, пусть она девочка хрупкая, знавал я хрупких девочек куда меньше ее ростом и возрастом, которые людей, не моргнув глазом, убивали. Тут ведь главное — элемент неожиданности.
Антон стоял спокойно, без суеты сказал:
— Полку сними, чего ты ее держишь?
Ну, снял полку, тут шапки на нашу деваху мертвую повалились, но худшее — карточки рассыпались. И сидит она такая, сжавшись, а на ней фотки матери нашей, да наши же детские россыпью лежат.
Я сказал:
— Извиняй, милая.
Она молчала, только смотрела волчицей. Боялась нас, по ходу. Антон сказал:
— Вам медицинская помощь нужна. Скорую вызывать надо.
— Не надо ей уже скорую, — сказал я. — Ты ее пощупай.