Пройдя через комнату, юноша подошел к иконам: в центре стоял большой деревянный образ Троицы, в его уголок бабушка вставила маленькое ламинированное изображение Иоанна Крестителя. Точно такое же она постоянно оставляла в комнате Вани, незаметно от внука: засовывала за косяк двери, ставила на подоконник, иногда даже прятала под наволочку. Иван каждый раз терпеливо возвращал иконку обратно.
Столько лет прошло, но он до сих пор помнил каждую скрипучую половицу, и теперь беззвучно, боясь растревожить тишину, прошел в комнату бабушки. Старая, высокая кровать, укрытая расшитым синим покрывалом – нити выцвели и кое-где расползлись; небольшое окно, сундук и ножная швейная машинка – вот и всё убранство.
Иван присел на кровать. Здесь она и умерла. Одна.
Сняв очки, он достал из кармана платок и начал методично протирать линзы. Всё вокруг сразу подернулось туманом, обесцветилось, обернулось силуэтами, тенями, светом.
Вдали послышался собачий лай, а где-то ещё дальше, почти даже неслышимо, протяжно промычала корова.
Он закрыл глаза, и, вместе с наступившими сумерками, пришли воспоминания.
***
Вот он, босоногий, бежит домой, в ожидании подарков, которые привезут из города родители. Ему всего шесть. Он несется по улице, не замечая, что всё вокруг стало тихим-тихим, будто кто-то выкрутил ручку громкости на старом телевизоре. Соседи смотрят поверх заборов, перешептываясь, качая головами. Рядом с домом стоит пожухшая машина местного участкового. Увидав мальчишку, навстречу ему выбегает бабушка, обнимает, прижимает к себе, и мальчик чувствует, как на макушку капают теплые слезы. «Ваня, Ванечка, мама и папа...»
Вот вечные ребяческие игры – и он помнит, как во время драк с мальчишками его всё чаще обзывали не привычным "очкарик", а горьким и обидным "сирота".
Он сидит за партой. Учительница что-то негромко говорит бабушке, и изредка поглядывает на мальчика. До него доносятся только огрызки фраз: «Есть способности, но... Будет с этим хулиганьем водиться... Без отца тяжко, понимаю...». Бабушка смущенно кивает, вся съежившись, а Ивану смешно, что она такая взрослая, а боится учительницу.
Он загоняет свой мотоцикл во двор, под дождем вбегает в дом. В прихожей стоит бабушка, Иван коротко бросает ей: «Есть приготовь», и мчится в комнату. С грохотом захлопывает дверь, сдирает промокшую одежду, падает на кровать. Его мутит, комната ходит каруселью; заткнув рот руками, он бежит на улицу, в туалет, и там его выворачивает так, что живот будет ныть ещё несколько дней. "Никогда больше не буду пить!" – обещает он сам себе, ещё не зная, что в будущем году, уже поступив в техникум, своего обещания не сдержит.
А вот он просит у бабушки денег. Они живут так бедно, на её пенсию и его пособие, и каждое лето надо работать – полоть, пилить, копать, красить – где и у кого придется. Это привычно и обыденно, но этих копеек едва хватает на то, чтобы сводить девушку в кино или на концерт – и Иван просит у бабушки денег, знает, что она обязательно даст, и ненавидит её за это.
Глава 3
Следующим утром Иван забежал к соседям чтобы выспросить, кого из местных пьянчуг можно нанять для уборки дома. Разговор был тяжелым, Ивану были не рады, но нужного человека посоветовали.
Юноша прошелся по селу, нашел нужный дом, постучался. Открыл ему худой облезлый мужик. Нахмурив брови, скорее даже от похмелья, чем от чего другого, он буркнул: "Жены дома нет". Видно было, что отношения с внешним непьющим миром поддерживает только она.
Иван предложил поработать за пару бутылок, и мужик враз переменился. Морщины разгладились, весь он как-то вытянулся, выпрямился, стал дружелюбным, как пёс перед любимым хозяином. Благо хоть хвостом не вилял.
Звали его Егорычем, и ему вызвался помогать его друг-собутыльник, вылезший откуда-то с кухни. "Рыжий" – представился друг, протягивая мозолистую руку.
– Вымести пол, паутину, вытряхнуть и помыть все ковры... Окна я сам вымою... Так, ещё доски надо за дом затащить...
Мужики согласно кивали, светясь от счастья.
***
– Хозяин, а тебе мыло нужно?
Иван обедал на скамейке у дома. Он не сразу сообразил, что именно хочет Егорыч.
– Что? Ты продаешь, что ли?