– Бабушка это совсем другое.
– Что ж другое? Да Марья тебя как сына любила!
Егорыч не сдержался и прикрикнул на Рыжего:
– Всё, хорош! Собирай со стола, доработаем и по домам.
– Нет, погоди, – Иван неотрывно смотрел на Рыжего и пытался подобрать слова, – Ты же сиротой никогда не был, ты же...
– Был. В родном доме и при живых родителях. – перебил Рыжий и будто поставил точку.
Иван замолчал, потом по привычке снял очки и начал их протирать. Егорыч строил гримасы, пытаясь вразумить Рыжего: "сейчас ты договоришься, и опять до ночи будем бутылки по помойкам собирать". Тот не замечал собутыльника, насупился, нервно вертел в руках крышку от пивной бутылки.
Наконец Иван надел очки, встал со стула и сказал, пытаясь унять дрожащий голос:
– Ладно, за работу.
Закончили ещё до шести. В голове Ивана раз за разом, как заевшая пластинка, крутился обеденный разговор; юноша пытался найти те слова, которые вразумили бы Рыжего – и не находил.
Иван расплатился с работниками, поблагодарил, дал два холщовых мешка, которые они под завязку забили мылом. Но перед самым уходом Иван подозвал Рыжего и сказал, словно оправдываясь:
– Знаешь, я бы всё отдал, чтобы мать вернуть.
Мужик долго думал, потупив глаза, и казалось, что этот вопрос, как морской якорь, утонул в самой глубине его пропитого сердца. А потом настало время отплывать, якорь подняли, а вместе с ним со дна вытянули и зацепившийся ответ.
– Да была она у тебя.
Глава 4
Иван возвратился в дом. Солнце, уже опустившееся к горизонту, грязными оранжевыми лучами било напрямую в окно и пачкало обои. Слова Рыжего никак не затихали. Юноша собрался, взял эти слова за холку, как проштравившегося котенка, и вышвырнул вон из головы.
«Чертова деревня! Ничего, продам дом, отдам проклятый долг и мотану куда подальше. Да хоть в Москву...» – успокаивал себя юноша, наполняя водой старый эмалированный чайник. Хотел было включить газ, повернул ручку – но привычного змеиного шипения не услышал.
Пока искал газовый вентиль, обдумывал планы на следующий день: «Завтра ещё раз встречусь со стариком, отдам ему документы, скажу, чтобы с ценой клиентов не морочил. Будут деньги – все наладится» Наконец Иван нашел вентиль и зажег огонь.
В дверь гулко постучали. Юноша открыл. На пороге стоял Захар; запах перегара был настолько густым, что, казалось, подожжешь спичку – и взлетишь на воздух.
– Пустишь?
– Заходи.
Старик, шатаясь, прошел в кухню и с уханьем сел на стул. Выглядел он паршиво: мутные раскрасневшиеся глаза, серое сухое лицо, руки как будто ещё сильнее скрутил артрит. «Не спал прошлой ночью» – поймал себя на неуютной мысли Иван.
Захар достал из-за пазухи бутылку водки, скрюченными руками схватил кружку, которую Иван приготовил для чая. Налил не глядя.
– Пей.
«Совсем с катушек съехал?».
– Захар, я не буду...
– Пей.
Старик смотрел прямо в глаза, на его покусанных губах выступила капелька крови, и, почему-то, Иван выпил; может даже не из-за Захара, а просто так, чтобы сбросить долго копившееся раздражение. Водка обожгла горло и осталась в животе тяжелым камнем.
– Не буду я дом продавать, – гордо, будто смакуя, сказал Захар.
– Мы же договорились, Захар! – вспыхнул Иван.
– Не буду и всё. Не могу я. Подлым себя чувствую.
– Почему? – спросил юноша, заранее зная ответ.
Захар налил себе водки и залпом осушил кружку.
– Из-за Марьи, – ответил старик и тепло улыбнулся этому имени. Его пропитое лицо словно осветилось изнутри.
– Да что ты опять заладил? – юноша раскраснелся от водки. К уху будто приставили маршевый барабан, и каждый удар сердца звучно отдавался в голове.
Захар налил ещё и опять приказал – «пей». Иван выпил – чтобы только быстрее продолжить разговор.
– Захар, она умерла – ты помнишь? – вкрадчиво начал Иван. «Ох и ублюдочный же ты старик, так подставить», – Она умерла, а мне сейчас кровь из носу как нужны эти деньги, – чайник на плите начал мерзко свистеть и бить крышкой, – она умерла.
– Я помню, – старик налил себе и выпил, – Я её и нашел.
– Спасибо! Поэтому я тебе и доверил дом продавать, хоть заработаешь. Но мне сейчас нужны деньги...
– Да забудь ты про деньги, не говори ты про них в этом доме, – отрезал старик.
– Мы что, в церкви? С деньгами ты сам отказался помогать!
– Тебе только Бог поможет...
– А если я ей памятник хочу поставить?
Захара будто укололи штыком – он даже дернулся, так горько стало ему от этой неприкрытой, с насмешкой, лжи. Иван и сам не знал, зачем это сказал. Стиснув зубы, старик процедил: