Окликнул ее, и мы недолго поговорили. Из разговора понял, что она все так же одинока, ищет работу. В нескольких местах ей что-то там обещали, а потом неожиданно заявили, что приняли другого человека. Живет у друзей-кришнаитов, где и получает пропитание. Иногда удается продать несколько этюдов заезжим иностранцам или торговцам на рынке. Замуж не собирается и даже не обзавелась другом. Почему? А зачем он ей?
«Меня словно подменили, после того, как побывала в твоей деревне, — тихо призналась она, — словно кто душу вынул. Врачи говорят, будто бы сильно отравилась теми ягодами и затронуты какие-то там рецепторы, но я не верю. Тут что-то другое…» — и она испытующе поглядела на меня.
От ее взгляда мне сделалось не по себе и, сославшись на занятость, поспешил исчезнуть. А когда отошел, оглянулся. Она стояла на том самом месте, где я ее остановил, и что-то беззвучно шептала, как мне показалось, какие-то заклинания, а потом достала из кармана небольшой бронзовый колокольчик, поднесла его к уху и так, позванивая скорее для себя, чем для окружающих, неспешно пошла дальше.
Вот именно в тот момент меня, дурака, невежду, вообразившего себя вершителем судеб, осенило: а ведь та моя литературная героиня после визита в ту чертову баньку тоже, можно сказать, тронулась умом и сделалась посмешищем всей деревни. То была моя компенсация за нанесенную незаслуженно (?) мне обиду. За ее обещания, точнее, мечты принести в мой несуразный домик счастье и малые радости, разделить кров, стол и все, что в таких случаях судьбой положено. Хотела она того или нет, но мечты эти оказались чистейшей воды обманом, и, как подозреваю, она сама даже не верила ни на йоту в возможность предлагаемых ей перспектив совместной жизни, но обещала, дразнила, разжигала огонек надежды. И все это любой нормальный мужик назовет одним подходящим словом — обманом! И никак иначе.
Но в то же время не верилось, будто бы делала она это сознательно, как опытные аферисты разводят вокзального лоха. Что она получила взамен? Чувство удовлетворения? Вряд ли. Скорее всего, не оказалось в ней веры в собственные силы и в возможность осуществить задуманное, довести до конца. А в результате печальное для нас обоих расставание.
«Но тем самым она наказала саму себя, — подумалось мне, — оставшись без веры и близких ей людей, став вечной странницей среди пустых и ненужных, ей же придуманных образов, взятых напрокат из прочитанных в детстве романов. Не пожелав воспринять предназначенную ей участь обыкновенной женщины, полную чаще всего лишений, страданий и потерь, но озаренную малыми радостями и редкими свершениями желаемого. Она решилась обойти житейскую пучину и в результате ушла совсем в иную сторону, страну грез, где нет ничего живого, а лишь тени, которые рассыпаются и исчезают, когда начинается реальная жизнь».
Так думал я тогда, расставшись со своей героиней или с живым и печальным ее прообразом, пытаясь разобраться, что помешало ей найти свою собственную тропинку в этом мире, где миллионы и миллиарды людей живут, как и она, многолетней надеждой достичь вершины собственного счастья и процветания. Большинство не задается вопросом, есть ли в них талант, отличающий от всех других, ради чего лишь по их твердому убеждению и стоит жить, а просто живут и радуются жизни. Так кто же мешает всем на свете жить именно так? Талант? Гордыня? Искушение? Но что-то мешает, коль такие люди не часто, но встречаются.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИСКУСИТЕЛЬНАЯ
Искус первый
После расставания с художницей-кришнаиткой меня, далеко не святого человека, ждало еще одно искушение. Словно кто-то настойчиво хотел разрушить мирок автора-отшельника, вбившего себе в мозг идею заняться творчеством чистой воды без всяких побочных примесей. Хотя, может, оно и к лучшему, коль тебя вот так испытывают на прочность, не позволяя расслабиться и мчаться впереди паровоза к намеченной раз и навсегда цели. А цель та заключалась в одном-единственном слове — писать! Во имя чего? Не знаю. Для кого? Опять не знаю. О чем? Тут предмет для вожделения имелся и требовал его добротной обработки и крепкой усидчивости. Может потому избранный мной способ существования в деревенской глуши и тиши потихоньку приносил свои результаты: после первого рассказа появился второй, а там и третий… Работа мало-помалу налаживалась. Надеюсь, меня поймет каждый уединившийся для интимно-творческих дел человек, когда вся авторская энергетика тратилась на воплощение и удержание образов моих разлюбезных героев, не давая им разбежаться и исчезнуть навсегда. Других объектов для обожания в поле зрения просто не было и быть не могло. Потому все иные природные чувства, пробуждаемые в любом молодом здоровом организме, преспокойно отдыхали как медведь в берлоге, а в памяти лишь время от времени оживали былые победы, но в гораздо большем числе многочисленные неудачи.
И подозреваю, отвлекись, начни я в ту пору самую малую интрижку, и драгоценные образы из прелестной и трепетной мозаики, собранной в кропотливейшей работе и душевном напряге, описывать который уже пытался, рассыплются на такие осколки, что ни один реставратор не возьмется за их восстановление. Не в похвальбу самому себе будет сказано, но работа и впрямь была нешуточной.
Однако враг рода человеческого не дремал и, желая испытать меня во второй раз за то лето, подослал, кого бы вы думали? Правильно, женщину! Пусть не особо броской наружности, он, видимо, решил не тратиться на поп-звезд или там фотомоделей. Но… Появившаяся на моем пороге очередная искусительница имела в запасе кое-что более весомое, чем изящные формы и греческий профиль, заключающиеся в ее многочисленных хозяйских познаниях и умениях.
В отличие от исчезнувшей не так давно при самых нелепых обстоятельствах кришнаитки эта дама, как принято говорить в таких случаях, была личностью вполне состоявшейся и обладающей непоколебимой уверенностью в познании мира и душ человеческих. Говорю так потому, что меня она раскусила словно орех, не приложив к тому больших усилий. Да я и не собирался выдавать себя за этакого непризнанного гения, чьи рукописи рано или поздно войдут в фонд мировой беллетристики. Изображать из себя гения, как и сошедшего с ума человека, задача невыполнимая, потому как надо обладать определенным талантом, чтоб сыграть такую роль, не зная, как будешь воспринят присутствующими при том зрителями. И какой смысл рядиться в чужие одежды, коль и своих предостаточно.
Да, чуть не забыл пояснить, мы познакомились с той дамой случайно, по переписке. Она где-то там прочла одну из моих публикаций и написала. А я, как водится, ответил. И через какой-то срок мы уже знали друг о друге довольно много, причем все изложенные письменно факты были, разумеется, положительного свойства. Ведь какой дурак будет писать о себе один негатив? Для этого и впрямь нужно с ума сойти и не отличать, где право, где лево, если сообщать из своего прошлого препакостнейшие вещи, которых сам-то стыдишься и стараешься вообще вычеркнуть их из памяти.
В письмах такого рода чаще всего (уж поверьте мне) пишут об одиночестве, жизненных тяготах и страданиях. Хорошо, если все это будет сдобрено известной долей юмора в свой же адрес, тогда тебя воспримут не только как страдальца и непонятую окружающими личность, но и как человека самокритичного, готового на определенные исправления в своем характере и образе жизни. Обычно такая переписка заканчивается ничем, то есть прекращается, как бы сама по себе благодаря нерешительности обеих сторон. Ибо решительные люди при их инициативности, хваткости давно уже обзавелись семьей и все у них хорошо и прекрасно. Или нам со стороны кажется, будто бы они в полном шоколаде. Но в авантюры подобного рода они ввязываются довольно редко и совсем с иной целью. А на поиск родственных душ пускаются те, кому не удалось сделать это в свое время, наивно полагая, будто бы среди их корреспондентов объявится принц благородных кровей или личность приличная и добротная во всех отношениях, случайно незамеченная их предшественницами.