Общественность города с сочувствием отнеслась к судьбе своего любимца и с готовностью отозвалась на благородный призыв. Так, герой 1812 года Сергей Григорьевич Волконский внес в общую копилку пятьсот рублей, после чего взял подписной лист и при полном параде — в мундире, со звездой на груди и лентой бригадного генерала — сам обошел многие богатые дома. Конечно, никто не хотел выглядеть хуже соседа, и в подписном листе обозначились обнадеживающие цифры. Однако на деле все оказалось скромнее. Живых денег набралось лишь на сумму в четыре тысячи, половина требуемого. Сам князь Репнин пожертвовал двести рублей.
Пока шел сбор средств для выкупа, графиня Волькенштейн скончалась и имение вместе с крепостными до совершеннолетия ее детей перешло в руки опекунов. Рассчитывая на их сговорчивость, Репнин послал в Курск на имя своего доверенного — генерала Ушакова — четыре тысячи рублей с просьбой помочь выкупить крепостного Щепкина с семейством. Но опекуны были не прочь увеличить сумму, благо появился нежданный покупатель, предложивший уже десять тысяч. То был орловский помещик С. М. Каменский, в театре которого Щепкин отказался играть в знак протеста против его бесчинств и жестокостей обращения с крепостными. В знак серьезности своих намерений помещик прислал десять тысяч наличными.
Теперь над самим Щепкиным нависла угроза попасть в руки властолюбивого садиста.
Анненков письменно, в приказной форме отзывает Щепкина в имение, предупреждая: «Так как покойная сестра моя осталась должна, то, удовлетворяя долги ее и покойного графа, мой долг же о малолетних стараться и для выгод их почтенных…» Понимая, что опасность серьезна, Репнин дает строгое указание директору театра: «На случай бы Анненков вздумает прислать в Полтаву за Щепкиным, не отпускать его ни под каким предлогом, ибо непростительно будет нам, начав благое дело, не докончить его».
Поняв, что Щепкин не торопится предстать перед его очами, Анненков пишет Репнину, чтобы тот отпустил «Михайлу Щепкина, к которому и приказ послан, но он не внемлет ему». Репнин с ответом не замедлил: «Дирекция театра, желая в продолжение нынешней осени и зимнего времени собрать нужную на годовое содержание театра, предложила делать частные представления пьес, и важнейшие роли назначила Щепкину, отличающемуся всегда своим талантом; следовательно, нет никакой возможности отпустить его теперь к вам, ибо через то публика лишена будет удовольствия и сделается расстройка и убыток дирекции, которая, видя добрые свойства Щепкина, также способность и старание быть хорошим актером, решилась доставить ему свободу посредством выкупа, дабы тем дать способ образовать свой талант и усовершенствовать его».
Одновременно Репнин просит Ушакова как можно скорее заплатить недостающие четыре тысячи рублей и «употребить все средства склонить Петра Абрамовича (Анненкова. — Ред.) на скорейшее свершение акта».
Ушаков с этой задачей справился успешно. Уплатив недостающие четыре тысячи, он вынудил Анненкова тотчас послать запрос в сенат на продажу крепостного Щепкина князю Репнину, «дабы после отпускная могла быть дана от лица Вашего сиятельства», — сообщал он Репнину. Заканчивал свое письмо Ушаков торжествующе, с чувством исполненного долга, вовремя упредив злонамеренные действия графа Каменского — тот прислал в тот же день уже двенадцать тысяч рублей за Щепкина, но «дело уже было кончено». Да, страшно подумать, как сложилась бы судьба великого артиста, опоздай Ушаков хоть на день…
Однако точку в этой драматической эпопее еще было ставить рано. Пришлось ждать почти два года (с октября 1818 года по август 1820 года), пока сенат даст разрешение на куплю-продажу, но до свободы желанной еще было далеко — Щепкин лишь поменял хозяина, теперь он был за Репниным. Михаилу-то казалось, что он уже вольный человек, а узнав от Котляревского, что «крепость прислана князю», был совершенно подавлен и растерян. «Эта весть так меня озадачила, — вспоминал артист, — что я не сразу собрался с духом спросить, какая крепость — ведь меня князь выкупал, а не покупал?.. И вот я вместо свободы опять крепостной, с тою только разницей, что прежде отец получал от управляющего делами, по назначению бывших господ, хлеб, крупу, дрова, сено и жил в своем доме, а теперь все это будет на моих руках: отец, мать, брат, четыре сестры, племянница, потом я с женой и тремя детьми, что составит несчастное число — тринадцать. Какой из этого будет выход — один бог разгадает… Хотя в Полтаве жизнь и не дорогая, но все этих денег (две тысячи рублей жалованья. — В. И.) недостанет на содержание семейства: одна квартира с дровами около 500 руб., потом работница, потом на тринадцать человек чайку, сахарцу, потом пища, обувь, одежда. Ну, думаю, у меня жена мастерица шить, сестры будут помогать, — бог даст, как-нибудь проживем, а в будущем, что бог даст… И пошла наша жизнь тянуться самым недостаточным образом».