Уверена, в массовых лентах я выглядела пьяной или совершенно распутной.
На моем изображении, конечно же, не будет аватаров.
Я была террористкой; они могли безнаказанно показывать моё настоящее лицо. Даже мёртвые люди имели больше прав на сокрытие их настоящей внешности, чем я. Я никогда больше не сумею поддерживать анонимность в мире видящих или людей.
Если так подумать, у меня никогда и не было этой анонимности.
Однако эти изображения будут актуальными. Те фото, которые новостные ленты транслировали после смерти моей мамы, относились к периоду старших классов и колледжа. Мои волосы были не такой длины, не такого цвета, даже не такой текстуры. Моё лицо теперь выглядело иначе. Более худым, угловатым. Мои скулы сильнее выделялись.
Если верить Джону, мои глаза даже поменяли цвет.
О, и я стала выше.
Скандинавский Териан оставался подле меня, пока мы протискивались через толпу репортёров, ждавших на вертолётной площадке Белого Дома. Он крепко обхватывал меня рукой, пока охранники вели меня по газону Белого Дома в знаменитое здание.
Никто не заметил мальчика, шедшего за нами по пятам.
***
— Вы можете объясниться? — произнёс резкий голос.
Я подняла руки в наручниках, растопырив пальцы и моргая от ультра-яркого света. Териан схватил цепочку между наручниками и опустил мои руки обратно на колени. Я с трудом сосредоточилась на репортёре.
— Прошу прощения?
— Как вы оправдаете себя? — спросила блондинка. Её органическая гарнитура пульсировала ярко-синим цветом, который говорил мне, что каждое моё слово, даже сказанное шёпотом, скорее всего, услышат миллионы людей.
Оправдать себя? Я поразилась. Она ожидает, что я на это отвечу?
Даже под наркотиками ситуация казалась нелепой.
Диваны с узором «огуречик» стояли лицом друг к другу, между ними находился журнальный столик из полированного клёна. На столике стоял фарфоровый чайный сервис, а также серебряный поднос с бутербродами из огурца и хумуса. Мы с Терианом сидели в Овальном Кабинете на двухместном диванчике, стратегически расположенном между двумя диванами, прямо перед журнальным столиком.
Самый знаменитый обитатель Овального Кабинета не присутствовал.
Скандинав отрешённым жестом прикоснулся к ошейнику на моей шее, позируя для камер, снимавших на заднем плане — серьёзный, задумчивый, привлекательный.
— Не уверена, что вы имеете в виду… — начала я, взглянув на него.
Женщина повысила голос и заговорила медленно, словно считала меня глухой или, может, слабоумной.
— Вы считаете себя террористкой? — сказала она.
Я представила драматичную музыку, раздавшуюся на фоне её смелого вопроса кровожадной видящей, после чего на экране покажут крупным планом её решительное, праведное лицо. Я не улыбнулась, но какой-то циничной части меня хотелось это сделать.
Однако Териан тренировал меня перед интервью. Он предупредил, что если я буду выглядеть хоть сколько-нибудь забавляющейся, это выставит меня как минимум высокомерной.
А в худшем случае — откровенно сумасшедшей.
Конечно, я знала, кто она такая. Я выросла, видя людей вроде неё на экране телевизора в своей квартире в Сан-Франциско. Я даже время от времени смотрела новости в Индии. Она — одна из тех журналистов, которые заработали репутацию, задавая острые вопросы и добираясь до правды. Однако я не знала никого, кто верил бы в это, даже когда я жила в Сан-Франциско.
Новостные ленты большую часть времени напоминали театр и пропаганду.
Однако именно эта женщина в частности всегда действовала мне на нервы.
У неё был голос, напоминавший тявкающую маленькую шавку, а лицо переделывали столько раз, что она выглядела как восковая кукла. В то время, когда я сильно пила после того, как Джейден изменил мне с той ужасной фанаткой, я время от времени использовала новостной канал этой женщины как будильник. Её голос был одним из тех звуков, ради отключения которого я выбиралась из постели, вопреки любому похмелью.
Ещё не зная о том, что я видящая, я понимала, что новостные ленты полны вранья. Все мои человеческие друзья тоже это понимали. Я просто не осознавала масштабы.
Моя мама говорила мне, что так было не всегда.
— Ты меня слышишь? — переспросила тявкающая шавка, её голос прозвучал резче. — Ты террористка, Элисон? Или этот вопрос вызывает у тебя дискомфорт?