Я присел на корточки на краю раскопанной могилы, закрыл глаза и прислушался. Нет, всё тихо, как и должно быть. Душа моей измученной матери Милолики Черкасовой, в замужестве Новак, давным-давно ушла к свету.
Посмотрел вниз и едва удержался от бранных слов. Оказывается, мужики успели сдернуть крышку гроба и за малым не потревожили тело. Пришлось спрыгнуть вниз и…
Внезапно я что-то почувствовал. Нет, точно не след души. Скорее, похоже на артефакт. Что бы это могло быть?
Вздохнув, я всё-таки поднял крышку и заглянул внутрь. Бедные истлевшие косточки. Судя по их виду, Демьян осиротел больше десяти лет назад. А вот и источник эфирного возмущения: то самое кольцо, которое собиралась прибрать себе мачеха.
Подумав, я осторожно снял его и положил в карман, отметив, что меня отчего-то тянет улыбнуться, хоть это и неуместно. Пусть оно и пролежало несколько лет среди костей, чем-то светлым от кольца веяло, родной до боли стихией. Ладно, чуть позже разберусь, что это за диво такое. Не думаю, что мама обидится на меня.
Я закрыл гроб, подтянулся к краю, но лишь с третьего раза выбрался наверх, в очередной раз дав зарок как следует заняться этим рыхлым телом. Затем закопал могилу и вернул на место памятный камень. И вполголоса спел Песнь для ушедших. Только под самый финал сообразил, что пою по-русски, хотя прекрасно помню исходный текст. Чудны дела твои, дорогое мироздание.
Хмыкнул, когда понял, что поскольку мужики свои инструменты побросали, у меня теперь три лопаты, а не одна. Всё в дом, всё в дом!
Из-за драки едва не позабыл, зачем сюда шёл. Впрочем, могила Марка Антоновича обнаружилась неподалеку и тоже с краю, будто он был одним из последних, кого хоронили в старой части кладбища. Присел возле неё и практически не удивился, заслышав потустороннее ворчание:
— Нет, поёшь неплохо, но чего ты именно ко мне приперся, а? Что за молодежь пошла! Эх, в наше время люди себе такого не позволяли. Да, грабили. Убивали даже. Но над покойными измываться, на это ни у кого руки не поднимались. Только у последних отморозков. Может, ты такой и есть? Эх жаль, коли так, поёшь-то красиво. А вот разроешь могилку мою, как дружки твои недавно, залезешь в гроб, возьмешь в череп в руки и скажешь: бедный Марк! Я знал его — и соврешь, конечно, потому что я тебя в упор не припоминаю. — Так вот, будешь держать мой череп и кривиться: мол, у человека тут усы должны быть, а под усами губы, которыми он дамам усладу дарил, а вместо этого что? Сплошной прах и фуй! Нет, ну а что вы ожидали от человека, чье тело здесь вот уже пятнадцать лет лежит…
Я слушал ворчание Марка Антоновича и тихонько улыбался. Когда Вроцлав рассказывал мне о дотошности и скрупулезности покойного управляющего усадьбой, я подумал, что есть небольшой шанс того, что душа его решила задержаться, не уходить к свету. Подобные люди склонны контролировать все даже после своей смерти, поскольку очень привязаны к земле и своему окружению. Так оно и вышло.
Управляющий пошел по третьему кругу поминать моё пение, и я заговорил с ним:
— Повторяетесь, любезный. Но за похвалу спасибо, я старался.
— Что?! — завопил Марк Антонович. — Нет, не может быть. Ты меня не слышишь.
— Почему же не слышу? Очень даже отлично слышу.
— Помаши тогда правой рукой! — внезапно не то попросил, не то приказал управляющий.
Я с улыбкой исполнил требуемое.
— Великая праматерь, это действительно так! Но это невозможно! Сколько раз я заговаривал с проходящими здесь людьми, и никто из них не откликался. Раньше хоть парочка соседей скрашивала мое одиночество, но и они ушли, когда живые про них забыли и навещать перестали. Говорят, заскучали в одиночестве. Вот подумываю, может, и мне за ними податься? Хотя прикипел я душой к этому месту. Птички поют, природа, погода… никогда в жизни не отдыхал, а теперь вот круглые сутки наслаждаюсь.
— Если ты действительно хочешь уйти, могу тебе помочь, — я с легкостью открыл дверь-портал над могилой Марка Антоновича.
— Ого! А ты, я гляжу, не прост. Но… пожалуй нет, благодарю, я слишком люблю этот свет. Полагаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Жаль, что привязан к могиле, не могу никуда отлучиться. А то бы полетал по миру, посмотрел на людей и на их жизнь. Но здесь тоже хорошо. За зимой весна, за весною лето, да и осень великолепна. Мне же нынче осадки не страшны, хе-хе, дождь проходит сквозь меня, да и снег тоже.
— Значит, хочешь мир повидать?
—Я только сейчас понимаю, как бездарно жизнь провел. Всё за расчетами, контролем, и хоть бы одна сволочь это ценила по достоинству! Так кто бы на моем месте не захотел тут задержаться и всё переиграть хоть в малости?