— Думаешь, собираются устроить себе очередную тренировку? Только на этот раз будут поднимать не свежие трупы, а простых костянок?
— Все может статься, — пожал он плечами. — Одна лишь радость, что порчи я пока не чувствую. Авось и успеем их перехватить до начала обряда. Тем более если они так на тебя завязаны, то не могут не понимать, что сегодня у тебя похороны, а это дело не быстрое.
— И это значит, — подхватил я мысль, — что именно сегодня они и попытаются этим заняться. Они-то полагают, что их новое логово никому не известно…
Мужичок, который нас вез, остановил экипаж где-то минут через сорок.
— Любезный, мы приехали? — осведомился я.
— Нет, но дальше я не отправлюсь, даже не уговаривайте, — замотал он башкой. — Вон, лошади занервничали, дурной признак. Да и в деревню эту мы не суемся, себе дороже. Вернешься еще оттуда с болячкой какой…
— А далеко еще до Константиновки?
— Меньше десяти минут пехом, — прикинул он.
— Ладно, жди нас здесь, — махнул я рукой и скомандовал своим, — вылезаем!
Честно сказать, я ничего такого опасного здесь не чуял. Пахло торфянником, но ни специфической гнили, ни уж тем более скверны в воздухе не витало. Да и лошади вели себя, на мой взгляд, совершенно спокойно. Видимо, у нашего возницы чересчур разыгралось воображение.
Константиновка находилась в низине, так что, завидев первые дома, мы остановились и осмотрели окрестности с холма, через который вела дорога. Избы выглядели старыми и заброшенными, и лишь один дом прямо в центре селения смотрелся достаточно крепким. Видимо, именно там когда-то жил старик-упрямец, не желающий покидать малую родину.
— Лошади ржут, — первой засекла Евдокия, у которой среди нас был самый острый слух.
— Это случаем не наши? — спросил я.
— Нет, звук вон оттуда идет, — указала она пальцем на окрестности дома старика. — Там на задворках конюшня. Похоже, они внутри и стоят.
— Вперед! — я покрепче сжал лопату.
Чем ближе мы подходили к дому, тем сильнее внутри меня крепло чувство, что мы прибыли вовремя и по нужному адресу. А уж когда я увидел дверь, на которой красовался знакомый герб…
— Внутри двое, — Иннокентий своими методами уже ощупал помещение. — Заходим или выманиваем?
— Я захожу, а вы стойте снаружи и следите, чтобы никто не ушел, — с этими словами я распахнул дверь и вошел в дом.
Оба осквернителя обнаружились в комнате возле самовара, распивающими чай с баранками. Что забавно, перчаток они при этом не снимали. Видимо, справедливо полагали, что тогда их по эманациям скверны вычислят за милую душу, а такого повышенного внимания к своим персонам они явно не хотели.
— Где прячется Властелин?
Главный прищурился и не торопясь отставил от себя чашку.
— Посмотри, кто там еще к нам пожаловал, — приказал он кучеру, и тот спокойно отправился к задней двери, откуда, видимо, был прямой проход к конюшне.
Меня эта парочка полностью игнорировала, словно я был пустым местом. Впрочем, я мог быть спокойным: Лэгэнтэй и его названная сестра кучера не упустят.
— Где твой Властелин и почему ты осмелился использовать чужой герб? — я пристально смотрел на сеятеля, того самого, чей портрет мне воссоздал сын кузнеца.
— А кто тебе сказал, что это чужой герб? — осквернитель впервые обратил на меня внимание. — Он мой по праву рождения, потому что с твоим гербом я совершенно точно не желаю иметь ничего общего!
Кровь застучала у меня в висках. Я не желал верить в очевидное…
— Твое упрямство и фанатизм убило мою мать, а затем и меня. Но больше я тебе такого не позволю. Властелин сказал, что ты пришел и у меня есть полное право разобраться с тобой.
С этими словами сеятель неторопливо добыл из-под стола меч и принялся стягивать с себя перчатки.
А у меня в ушах стояло предсказание вещей: «Сошлись явь и навь, щит и посох, теперь вместе им стоять, ждать меча. Предал сын отца, да не спас мира. Злобой дни его преисполнены, сойдутся вновь, как встарь, но лишь один с той встречи воротится».
Мы с Иннокентием все поняли неправильно. Но вряд ли нас можно в чем-то винить, ведь такого поворота я точно не мог ожидать.
— Почему, Арлатар?
Передо мной сидел мой сын, лучший мечник, которого я только знал. Тот, кто должен был возглавить наш род после моего ухода в свет. Он, как и я, переродился в этом мире в новом теле, но не забыл свое прошлое.
— Дошло-таки? — хмыкнул он. — Впрочем, ты всегда был тугодумом, папаша.
— Почему ты меня ненавидишь?