В соседней комнате радостно завопил Кенни — в том, что касается умения повопить, он один стоил целой толпы футбольных фанатов.
Наш отец — далеко не лучший в мире повар, но «большой завтрак» в его исполнении — это что-то. Через двадцать минут мы уже сидели за столом, уставленным тарелками с яичницей с беконом и сосисками, поджаренным хлебом и жареными помидорами. Кенни, правда, помидоров себе не положил — он говорит, что они похожи на вынутые из головы глаза, и я, в принципе, его понимаю.
Отец, когда готовит «большой завтрак», всегда выглядит совершенно счастливым. И в этот раз он перекинул через плечо кухонное полотенце, потому что видел по телику, что так делает какой-то известный повар, и надел дурацкий фартук, на котором нарисован бодибилдер в одних трусах, так что получалось, что отцовская голова как бы приставлена к накачанному телу. Жарил отец одновременно на четырёх сковородках, постоянно потряхивая и наклоняя их из стороны в сторону, чтобы ничего не подгорело.
Как всегда, когда он чувствовал себя по-настоящему счастливым, отец напевал что-то вроде оперных арий — по-английски, на ходу сочиняя слова, или как бы типа по-итальянски.
Дженни смотрела на отца и хохотала как сумасшедшая, а Кенни пытался ему подпевать. Кенни, конечно, молодчина и вообще, но даже я, его брат и лучший друг, не назвал бы его хорошим певцом. Если честно, его пение больше всего напоминало звуки ссоры между гусем и собакой.
В любом случае всё было очень здорово, все были счастливы, пока я вдруг не взял и не задал один вопрос. Не знаю, почему я это сделал. Может, дело было в фотографии, которую я нашёл в сарае. Или в том, что это у меня, а не у Кенни не в порядке с головой. Или, может быть, меня задела картинка общего счастья.
А вопрос я задал такой:
— Пап, а где мама?
16
Весёлый шум — грохот сковородок, звон тарелок, пение, болтовня — мгновенно утих. Отец смотрел в пол. Дженни отвернулась к окну и смотрела на утренний дождь. Кенни уставился на меня, широко раскрыв рот.
— Сынок, она ушла, — проговорил отец.
— Это я знаю. А куда?
— Просто… ушла.
— Пап, а почему? — Это уже был Кенни.
Я проклинал себя за то, что всё это начал. Но слово — не воробей, если оно произнесено, обратно в глотку его не затолкать. Как не запихать обратно в тюбик зубную пасту.
— Она не выдержала, — сказал отец.
Свет на кухне был слишком яркий. От него у отца начали поблёскивать глаза.
— У нас в школе есть один мальчик, — заговорил Кенни. — Он сказал, что это из-за меня. Потому что я не такой, как все.
— Нет, Кенни, не из-за тебя, — сказал отец. — Из-за всего вместе. Из-за меня в том числе. Мне надо было… Не знаю. Многое надо было делать по-другому. А тебя, Кенни, она очень любила.
— Тогда скажи нам, где она сейчас. — Это снова был я. — Ты должен знать. Кто-нибудь должен знать.
— Она была не отсюда, — сказал отец. — И родни у неё было немного. Думаю, она подалась куда-то на юг. И мы после этого съехали из нашего старого дома. Вы помните наш старый дом?
— Совсем плохо. Помню, был сад, а в нём большое дерево.
— А на дереве висели качели, — сказал Кенни. Он был на год старше меня и о нашем раннем детстве помнил больше. — Мы с них прыгали на батут.
Теперь Дженни печально смотрела на отца.
— Милый, может, тебе её разыскать, — сказала она тихим, как шум дождя, голосом. — Ради мальчиков. Ну, чтобы узнать… Если что, то я не…
Отец покачал головой:
— Откуда мне знать, где её искать? Я слыхал, что, может быть, она и вовсе за границу уехала. Слишком поздно уже. Слишком… далеко позади.
Отец вдруг как-то сразу состарился. Попытался развязать тесёмки своего дурацкого фартука, но из этого ничего не получилось. Тогда он неуклюже, путаясь и цепляясь, стянул его через голову.
— Я устал, — сказал он и пошёл на второй этаж.
— Ты хотя бы пытался её найти? — крикнул я ему вслед. — Пытался или нет?
— Я тебя ненавижу, — сказал Кенни, насколько я понял, мне, и тоже вышел из кухни.
Я слышал, как скрипнула дверь сарая, когда он её открыл, а потом ещё раз — когда захлопнул за собой.
— Иди проверь, всё ли с ним в порядке, — сказала Дженни. — А я тут пока уберусь.
— Прости меня, — сказал я ей. — Я не хотел… Просто я… Наверно, я решил спросить его, пока все были в таком хорошем настроении. Я не знал, что всё так кончится.
— Ты же знаешь, ваш отец старается как лучше, — сказала она. — Он хороший человек.