Среди этой темноты, чуть разбавленной мерцающим светом звёзд и велосипедного фонаря, я начал сомневаться, в самом ли деле я видел те часы, ту руку и то тело, вздымавшееся из мрачной глубины. Ведь в тот момент я в панике молотил по воде руками, глотая воздух напополам с брызгами. Единственное, что я точно видел, — это блеск золота.
— Держи ухо востро, — сказал я Кенни и задумался, что это за странное слово «востро», а потом подумал, что где и узнать это, как не в библиотеке, которую собирался закрыть тот дебил в навозном пиджаке.
Я думал об этом, а ещё о том, не пора ли заканчивать с нашей безумной затеей. Может, лучше нам с Кенни пойти домой, приготовить себе что-нибудь на ужин, посмотреть телик и улечься спать?
Но тут мой брат как завопит: «НАШЁЛ! НАШЁЛ!»
Я повернулся и увидел, что Кенни тянется к чему-то в воде. Увидел я и то, к чему он тянулся. Это были не золотые часы, а палка… Ну ладно, не палка, а старая отцовская удочка, которую Кенни нечаянно забросил в пруд и с которой всё началось. Я так зациклился на золотых часах, что совсем забыл об этой удочке, бесценном напоминании о прошлой жизни нашего отца. Она болталась на поверхности, за что-то зацепившись одним концом.
— Кенни, осторожно… — сказал я, когда увидел, как далеко он нагнулся.
Но было поздно.
Давно уже, похоже, было поздно.
С того самого момента, как я пустил Кенни на плот.
С того самого момента, как мы пришли на пруд.
С того самого момента, как я брякнул про маму.
С того самого момента, как Кенни зашвырнул удочку на середину пруда.
Короче, он шлёпнулся в воду.
Шлёпнулся почти без брызг, потому что перед падением низко распластался над водой. Падая, он оттолкнулся от плота ногами, и плот со мной на борту понесло в другую сторону. Я сидел у одного края плота, а Кенни, для равновесия, — у противоположного. Без него у меня не осталось шанса удержаться на плоту.
Плот перевернулся, и я очутился в пруду.
21
Вода оглушила меня, как удар тока на электрическом стуле. Я хватал ртом воздух и барахтался, отчаянно стараясь дотянуться до плота, но под руками каждый раз оказывалась только вода.
Фонарь я уронил. Красный луч, как след падающей звезды, по спирали ушёл ко дну. Вокруг стало черным-черно.
— Кенни! Кенни! — кричал я или, вернее, только пытался кричать, потому что рот у меня был полон воды.
Без паники. Надо взять себя в руки. Надо спасать Кенни.
Я встал в воде вертикально и принялся работать ногами, чтобы удержать голову над поверхностью.
— Кенни! — снова крикнул я, на этот раз более внятно. — Кенни, где ты?
В нескольких метрах от меня из темноты возник плот. Откуда он там взялся? Я видел деревянный поддон, видел надувной матрас. Но не видел Кенни.
Я крикнул громче, на этот раз обращаясь уже не к Кенни, а ко всему миру:
— Помогите! Пожалуйста, помогите!
Тут из-за плота до меня донеслись плеск и шумное, прерывистое дыхание.
— Кенни, я сейчас!
Я поплыл к нему, но не одним из стилей, какими плавают люди, а как животное, которое насильно бросили в воду.
Одежда отяжелела и тянула ко дну. Ни ног, ни рук я не чувствовал. Сильнее всего мешала куртка, поэтому я её с себя стянул.
— Я сейчас, Кенни! Я сейчас!
До плота было уж рукой подать, когда я почувствовал, что что-то меня держит. Схватило за ногу и не отпускает. Первая моя мысль была про гигантскую щуку. Что это она вцепилась мне в ногу зубами. Но потом, отбрыкиваясь от того, кто меня держал, я подумал, что это может быть человек — тот самый, которого мы с Кенни искали.
Мик Боуэн.
Призрак Мика Боуэна.
Мик был жесток. Того, кто его как-то задевал, он задевал в ответ, да так, что это кончалось больницей. Он был злой. Он всем мстил.
Я снова закричал, но теперь обращался не к Кенни и спасти просил не его, а себя самого, потому что почувствовал, что Мик Боуэн тянет меня под воду. Его руки обхватили меня и крепко держали. Его руки, его ноги, всё его тело.
Он был не призраком, а зомби, ходячим трупом. Его тело сгнило до костей. Кости и ошмётки разложившейся плоти прижимали меня к себе, я смотрел в прогнившее лицо и видел пустые глазницы, кишащие червями и кое-чем похуже. Тут же мерзкими пыточными стилетами сновали туда-сюда щучьи мальки, объедая уцелевшие вокруг носа клочки мяса.