— Я могу оставить ее себе, правда, папа? — сказал Крис.
— Сколько это стоит? — спросил Кэл у женщины.
— Пять долларов.
— Ну, Орех, это слишком дорого, — сказал Кэл. — Давай пойдем домой.
— Папа, — запротестовал Крис, — мы то и дело тратим по пять долларов на всякую ерунду.
— Эта свеча изготовлена вручную, сэр, — сказала хозяйка. — Сделана специально для «Радужной». Она будет гореть две недели.
Крис зажал свечу в руке и повернулся к Кэлу, ожидая его решения. Кэл сдался.
— Хорошо, Орех, она твоя.
Он вытащил бумажник и достал оттуда пятидолларовую купюру. Женщина взяла свечу у Криса, вернулась к прилавку и положила ее в бумажный пакет. Кэл дал ей деньги и протянул руку за пакетом, но женщина снова вышла из-за прилавка и прошла мимо него.
— Цвета будут очень красивы, когда ты зажжешь ее, — сказала она Крису и положила пакет в его жадно протянутые ладони.
Они остановились перекусить, съели жареных цыплят по-кентуккски, а затем отправились поесть мороженое «Баскин-Роббинс». Кэл взял себе вафельный стаканчик кофейного, а Крис тем временем объедался двумя порциями с двойным количеством шоколадных хлопьев. Кэлу это напомнило о том, что хорошо бы узнать у Рики, кто в городе лучший стоматолог. Наверняка она в наилучших отношениях с тем, кто лечит зубы Халстону и Лайзе Миннели, и Дастину Хоффману тоже, кто бы этот человек ни был.
Они пришли домой, и он позволил Крису посмотреть телепрограмму «Счастливые деньки». Когда пришло время укладываться в постель, Кэл продолжил чтение библейских историй. Они уже добрались до сказания о потопе, но неприятная сторона этой истории, похоже, не тревожила Криса. Ему понравилось, как спасали животных.
Когда пришло время гасить свет, Крис сказал:
— Зажги мою свечу, папа.
— Не сейчас, Орех. Ты собираешься спать, а вдруг огонь…
— Но помнишь ту тыкву на празднике Хэллоуин? Ты разрешил мне оставить свечу горящей, когда я отправился спать.
— Орех, эта свеча в стеклянном сосуде, и когда стекло нагреется, оно может лопнуть и…
— Я хочу, чтобы она была зажжена, папа, — заявил Крис, садясь в постели.
Кэл смягчился. Крис был уже сонный; если сейчас начать с ним спорить, он разволнуется и не уснет еще час или два.
— Хорошо, Орех, — ответил он, — но ненадолго.
Кэл вышел на кухню, нашел спички и вернулся в комнату Криса. Свеча стояла на подоконнике. Кэл зажег фитиль, и дрожащее пламя озарило комнату мягким светом. Семицветный воск, казалось, стал светящимся; преломление света в стекле отбрасывало на пол и стены маленькие радуги.
— Спасибо, папа, — сказал Крис и юркнул под одеяло.
Кэл прождал с полчаса, пока дыхание спящего мальчика не стало шумным и ровным, и снова вернулся в спальню. Он удивленно смотрел на сияющую корону вокруг свечи на подоконнике. Какая странная эта лавка. Минуту Кэл размышлял, а не взять ли эту свечу и попросту выкинуть ее в мусорный бак.
Но передумал и, послюнявив пальцы, погасил пламя.
Глава 9
На следующий день после полудня он попытался из своего служебного кабинета дозвониться до сыщика, расследующего убийство на складе. Может быть, это было глупо — в таком большом городе придавать столь серьезное значение гражданскому долгу, но в Санта-Фе целую цепочку загадочных убийств удалось раскрыть в результате одного телефонного звонка, когда один человек пренебрег советами своих друзей не впутываться в это дело.
Кэл начал с того, что позвонил в полицейский участок, расположенный вблизи того склада. Трубку поднял человек с типичным бруклинским произношением: «Девяносто второй. Параселла у телефона».
Кэл сообщил полицейскому, что у него есть информация относительно убийства на Фаррел-стрит.
— Подождите.
Пока он ждал, линия оставалась включенной, и он мог слышать какие-то голоса, произносившие: «этот парень на телефоне», «кончик ниточки к этому делу на складе». Ему представилось, что там пытаются определить, откуда он звонит, полагая, что это убийца делает анонимный телефонный звонок.
Но вскоре полицейский снова взял трубку и сказал:
— Человек, который вам нужен, работает в участке два-три, в Манхэттене. Его зовут Мактаггерт.
Правильно, именно это имя он тогда и слышал.
— Да, это мне и нужно было узнать, — ответил Кэл, и связь оборвалась, прежде чем он успел поблагодарить.
«Два-три». Кэл решил, что на полицейском жаргоне это означает двадцать третий участок в Манхэттене, что было странно. Его удивило, какие бюрократические формальности привели к тому, что убийство, совершенное в Бруклине, расследует полицейский из Манхэттена.