Эта часть воспоминаний характеризует прежде всего самого их автора. Кстати, эпилепсией Сергей Михайлович не страдал. Теперь о главном — что же произошло в стенах академии.
«Там начался полный хаос. Ко мне стали поступать серьезные сигналы о самоуправстве Крылова, о его неуважительном отношении к людям, о кадровой чехарде и т. д. Но один визит Крылова к министру — и всё закрывалось. У него свет в окошке был только министр: ни Чурбанова, ни Богатырева или Заботина, ни других „замов“ для него не существовало. Тогда я написал министру докладную записку: считаю целесообразным проинспектировать Академию в полном объеме. Сначала министр мне отказал, но не в лоб, а аккуратно написал резолюцию: не отказать, а временно воздержаться. Сигналы из Академии продолжали поступать. Я пишу второй рапорт, но он тоже хоронится. Тогда я сказал Щёлокову: „Товарищ министр, если вы не дадите санкцию на проверку Академии, я доложу в отдел административных органов, и пусть там нас рассудят“. Тут, видимо, он ничего сделать уже не мог, тем более, что в отделе ЦК я заручился поддержкой. Мы сформировали авторитетную комиссию, в нее вошли начальники ряда управлений: была задача объективно проверить Академию по всем позициям. И чем глубже мы копали, тем больше находили негатива (как-то иначе бывает? — С. К.). Смена кадров, протекционизм, но в самые большие дебри мы влезли, когда знакомились с вопросами финансово-хозяйственной деятельности Академии. Мебельные гарнитуры, которые покупались для Академии, перекочевали на квартиру Крылова, там же оказались два цветных телевизора, принадлежавших учебным классам, — вот, если взять только один аспект хозяйственной деятельности, против Крылова можно было возбудить уголовное дело».
Финансово-хозяйственная деятельность, спору нет, слабое место в любой организации. Это не «идеи», с которыми (и в которых) еще надо уметь разобраться, тут чем глубже копаешь, тем больше находишь негатива, иначе просто не бывает. Придет время, и Николая Анисимовича Щёлокова притянут за финансово-хозяйственную деятельность, и самого Чурбанова в определенном смысле — тоже. И не оправдаешься. В условиях тотального советского дефицита руководитель практически неизбежно оказывался во власти ловкого хозяйственника. После смерти Крылова мебельный гарнитур и цветные телевизоры обнаружат на служебной квартире академии (по свидетельству бывшего начальника Главного управления кадров МВД И. Я. Дроздецкого). Накоплений в семье генерал-лейтенанта Крылова, по рассказу его дочери Ирины Сергеевны, могло бы хватить на приобретение «жигулей».
Сергей Михайлович мог бы оправдаться, но он посчитал это ниже своего достоинства. Перед кем?! Чурбанова он ни в грош не ставил. Из воспоминаний Юрия Михайловича по крайней мере ясно, что министр к тому времени исчерпал возможности защитить начальника академии. Тот опять оказался практически один против всех. Такая выпала ему судьба.
«Министр ушел в отпуск и отдыхал в Подмосковье, Крылов пытался к нему прорваться, но министр его не принял, как бы давая понять: решайте без меня. Я вызвал Крылова к себе, спрашиваю: „Что будем делать, Сергей Михайлович?“ Кроме меня в кабинете находился начальник кадров генерал Дроздецкий. Надо отметить, что Крылов вел себя очень нервно. Мне он сказал, что готов расстаться с этой должностью, но просил оставить его в академии преподавателем; я говорю: „Хорошо, вернется министр, решит все вопросы“. Крылов вышел из моего кабинета… Я думаю, самоубийство — продуманный шаг со стороны Крылова, тем более что после его смерти вскрылись еще и амурные дела».