Что мне оставалось делать? Я согласился…»
Виктор Иванович отправился к министру внутренних дел проводить воспитательную беседу. Однако что это за мебель, которую из-под носа чекистов увел сотрудник ХОЗУ? Мы не знаем, можем только предполагать. Вероятно, гарнитур у контрабандиста был изъят в возмещение ущерба и дальнейшая его судьба — быть проданным после реставрации. В таком случае это уже не собственность преступника, а обычный товар, стоимость его магазин может оценить не в 47 тысяч рублей, а, скажем, в 5 тысяч. Покупатель едва ли знает происхождение этой мебели. Возможно, но совсем маловероятно, что это вещественное доказательство по делу о контрабанде, которое ведут контрразведчики, и тогда хозяйственник МВД просто самоубийца. В любом случае подчиненным Алидина ничто не мешало задокументировать действия мошенника, и тогда мы бы сейчас не гадали. Но этого, разумеется, сделано не было. Остается предположить: цель этих манипуляций — щелкнуть по носу конкурента и потом доложить.
«…Встреча с Щёлоковым состоялась, она носила как бы товарищеский характер. Рассказав о некоторых известных мне фактах сращивания работников милиции с преступными элементами, я высказал ему мысль о назревшей необходимости оперативного обслуживания (любимая тема! — С. К.) органами КГБ системы Министерства внутренних дел по выявлению преступных элементов, действовавших в самом МВД. Он ответил, что подумает над этим вопросом. И тогда я сказал:
— Николай Анисимович, ваш подчиненный незаконно вывез с московской мебельной фабрики антикварную мебель, принадлежащую лицу, находящемуся у нас под следствием, и доставил мебель к вам на квартиру. Я прошу, желательно к вечеру, вернуть мебель по принадлежности, в противном случае мы будем вынуждены принять меры к вашему подчиненному.
Щёлоков растерялся и обещал всё вернуть. К вечеру он позвонил мне по телефону и сообщил, что сдал мебель. Я, естественно, доложил об этом Ю. В. Андропову».
А Юрий Владимирович, вполне возможно, доложил Брежневу, что они уберегли Щёлокова от ошибки. Окружение Андропова знало, как сделать ему приятное…
«На квартиру Щёлокова» впоследствии «повезут» и не такое. Например, у Млечина читаем: «Щёлокову переданы антикварные ценности на сумму 248,8 тысячи рублей, являющиеся вещественными доказательствами по уголовному делу валютчика Акопяна М. С.».
Странно, что бывавшие в четырехкомнатной квартире Щёлоковых на Кутузовском проспекте, на их даче в Горках-10 видели там хорошую современную мебель, множество книг, картин, которые Николай Анисимович собирал всю жизнь, но антикварные ценности в глаза там не бросались. Такое сокровище не могло затеряться — почти 250 тысяч рублей! Может быть, еще куда-то повезли антиквариат? Читаем дальше:
«Первоначально уникальные шкафчики из наборного дерева, картины, кресла, большая часть изделий из фарфора и серебра были поставлены на госдачу № 8 в Серебряном Бору…»
Госдача № 8 — это дом приемов МВД и одновременно гостиница для приезжающих в Москву руководителей милиции и очень высоких гостей. Министр там бывал только эпизодически.
«Некоторые антикварные ценности… на общую сумму 42 тысячи рублей были переданы непосредственно Щёлокову и хранились у него в комнате отдыха при служебном кабинете…»
Ценностей помощники министра там никогда не видели, в основном — книги. А зачем ему антиквариат в комнате отдыха?
«В ноябре 1979 года по распоряжению Щёлокова Н. А. все указанные ценности с дачи и из комнаты отдыха перевезены на служебную квартиру на улице Герцена».
И так далее. «Квартира Щёлокова» со временем станет очень широким понятием, вмещающим не только его дачу и квартиру на Кутузовском, но и кабинет, и дом приемов, и ведомственные квартиры, и, например, Центральный музей МВД СССР.
А как вообще могли куда-то повезти вещественные доказательства по уголовному делу? Возможно ли такое в принципе? Любой профессиональный следователь скажет: невозможно. В 1983–1984 годах Щёлокову не будут задавать вопросов об этом эпизоде. Хотя слухи о том, что министр якобы присваивал какие-то вещдоки, широко распространялись…
Из книги воспоминаний Е. И. Чазова «Здоровье и власть», изданной в 1992 году, стало известно, что в узком кругу председатель КГБ аттестовал своего младшего соседа не иначе как «жуликом» и «проходимцем». Сомневаться в словах академика и главы кремлевской медицины трудно: в какой-то момент он стал для своего могущественного пациента, замурованного в больничной палате, больше, чем духовником. Несколько смущает только категоричность свидетельства. Неужели Юрий Владимирович был настолько ослеплен аппаратной борьбой, что вообще не замечал того позитивного, что происходило в МВД при Щёлокове? По-видимому, так. Трудно представить, чтобы Андропов с похвалой отзывался, скажем, об усилиях младших соседей по созданию института профилактики преступлений, еще труднее — о мерах по гуманизации наказания. Гигантская профилактическая, образовательная, воспитательная работа, проходившая в то время в МВД, остается вне внимания главы КГБ. Неудивительно — ведь сам Андропов никогда не занимался ничем подобным. Министра Щёлокова он оценивает только с позиций «жулик — не жулик», «интригует — не интригует», «жалуется Брежневу — не жалуется Брежневу». Лишь в конце жизни Юрий Владимирович сам столкнется с необходимостью предложить обществу позитивную программу. И — не предложит.