Ступая по скрипучим деревянным половицам, я слушаю творимую моими ступнями неповторимую мелодию этого помещения. Я это уже давно заметила: в каждой комнате есть своя музыка, надо только научиться ее слышать и понимать, и она может много рассказать.
Да, такого я не ожидала! Зайдя в единственную дверь, я оказываюсь в настоящем дворцовом зале, ничуть не преувеличиваю! Огромная комната, отделанная во всех оттенках золотого: от теплого янтарного до практически медного. Красивые выступы в форме колонн, увенчанные бюстами атлантов, удерживающих на себе потолочный карниз; потолок, выполненный в виде мозаики; немыслимые узоры на стенах, потрясающие воображение; люстра со множеством плафонов; уютные светлые диванчики на резных ножках. У меня просто нет слов! Я подобное видела только в музеях и даже представить не могла, что такое может быть в чьем-то частном доме, пусть даже и таком огромном. Даже динамик тут висит под стать общему стилю и больше всего похож на рупор от граммофона.
– Это… просто потрясающе! – смолчать было бы преступлением, а уж для меня вообще смерти подобно.
– Это гардеробная, – спокойно комментирует Оскар, когда я подхожу к небольшой стойке в углу.
Меньше всего это похоже на гардеробную, больше смахивает на зал, где проводят балы. Не удержавшись, я нажимаю на кнопку, расположенную на стойке и сейчас мигающую мне ярко-желтым светом. Реакция на это нехитрое действие следует незамедлительно: откуда-то из-за стойки выдвигается панель с треугольным углублением. Надо думать, сюда вставляется номерок, а потом каким-то непостижимым образом тебе выдаются твои вещи. Вот только у меня нет номерков, а все мое и так при мне. Перегнувшись через стойку, я пытаюсь заглянуть «за кулисы», но там так темно, что без фонарика точно ничего не рассмотришь.
Массивная двойная дверь, привлекшая мое внимание, когда я, наконец, прекращаю восторженно глазеть по сторонам и мало-мальски успокаиваюсь, оказывается закрытой. Впрочем, причина этого становится совершенно ясной, стоит только глянуть в замочную скважину. Оказывается, это входная дверь, а выпускать меня отсюда Оскар явно не собирается. Да я и не против. Более того, если бы он сейчас начал выгонять меня взашей, я бы еще и канючить начала, чтобы он позволил мне остаться тут хотя бы на пару дней.
Так что приходится пойти в другую, одиночную дверь, которая, к моей величайшей радости, приводит меня в столовую. Желудок вновь напоминает о себе, выдав долгий протяжный гудок. Да, бедняжка, не повезло тебе с хозяйкой. Ну ничего, сейчас посмотрим, что тут есть. Я подхожу к столу и совершенно бесцеремонно сую нос пол куполообразную крышку, закрывающую большую круглую тарелку. Промелькивает даже мысль, что если там ничего не окажется, то это будет глубочайшее разочарование в моей жизни. Но там обнаруживается огромный торт, покрытый толстым слоем шоколадной глазури и украшенный крупными ягодами клубники. Я вообще ужасная сладкоежка, и под хорошее кино или игру полуторакилограммовый торт могу умять за милую душу. Вот только не в сухомятку же есть. Оглядевшись по сторонам, я не обнаруживаю нигде даже намека на чай. Только в центре стола стоит бутылка красного вина, на что мне откровенно чихать. Не пью алкоголь, вообще. Даже по праздникам. Даже на поминках. Никогда. И нет, это не выпендреж. Просто это всё такая гадость, и никто меня в этом не переубедит.
Хочешь не хочешь, а надо идти на поиски чая или хотя бы сока. Ладно, просто вода тоже сгодится, если совсем уж ничего не найдется. Есть бисквитный торт просто так все-таки не комильфо. К счастью, как и положено, рядом со столовой находится и кухня, небольшая, но вполне уютная. Я, правда, терпеть не могу готовить, предпочитая заказывать еду на дом, поэтому оценщик кухонь из меня так себе. На плите стоит чайник, правда, пустой, но это не проблема. Сколько раз набирала воду прямо из-под крана, а потом кипятила, и ничего, жива до сих пор. Вот и сейчас я не заморачиваюсь поисками фильтра. А потом начинаются проблемы… Нет, потолок, слава богу, не обваливается, пол не проваливается, и газ не взрывается. Собственно, последний пункт в принципе и невозможен, потому что никакого газа к конфорке не поступает.
– Ах, да, совсем забыл, – говорит Оскар, – были небольшие неполадки с подачей газа. И я случайно забыл снова открыть клапан.
По голосу слышу, что он надо мной откровенно смеется. Вот засранец! Я тут от голода помираю, а ему все хаханьки. Случайно он забыл, как же. Окинув трубы оценивающим взглядом, я путем логических рассуждений определяю, по которой из них проходит газ. Да только что толку от этого знания, ведь вентиля на ней все равно нет? Эх, жизнь моя жестянка… Неужели придется все же обходиться водой? Да черта с два! Усевшись на разделочную поверхность, я, поплевав на ладони, пытаюсь повернуть клапан вручную.
Как говорится, немного усердия, немного терпения, и дело в шляпе. Вот и на этот раз поговорка оказывается истиной, потому что после почти пяти минут мытарств, когда я уж начинаю всерьез думать, чтобы плюнуть на это дело, мне наконец-то удается пустить газ. Радости моей нет предела, и я водружаю на плиту чайник, а сама роюсь по ящикам в поисках чая. Ну хоть в этом мне везет, потому что каких только сортов здесь нет. И черный, и зеленый, и матэ, и травяной, и каркадэ. Выбирай не хочу. Уже через несколько минут я становлюсь счастливой обладательницей кружки горячего зеленого чая и огромного торта. Сидя в столовой напротив окна, зашторенного легким тюлем, я умиротворенно наблюдаю за тем, как солнце полностью скрывается за горизонтом, окрашивая небосвод в ярко-алый цвет.
– Я смотрю, предложение чувствовать себя, как дома, будет излишним, – замечает Оскар, когда чай заканчивается, и я снова иду на кухню, чтобы налить себе еще кружку.
– Да, пожалуй, – ничуть не смутившись, соглашаюсь я, возвращаясь на место.
Черт, надо было взять тетрадь с собой и писать здесь. Уж больно тут удобно и хорошо. И стекла в окне на месте – никакого сквозняка.
– Так чего же ты хочешь от меня на самом деле? – спрашиваю я. С половиной торта уже покончено, а оставшуюся я предпочитаю оставить, ибо, кажется, переоценила свои силы. Впрочем, тут нет ни кино, ни игры, так что все логично.
– Мы ведь уже обсудили условия нашей игры, – напоминает он.
– Ты хочешь, чтобы я стала частью твоей коллекции, – киваю я. – Но в таком случае ты мог бы не тянуть, не устраивать это представление, а сразу осуществить задуманное. В чем же дело?
Потянувшись, я встаю из-за стола и, взяв торт, несу его в холодильник. Тот оказывается полон всего, чего душа пожелает. Тут тебе и овощи, и мясо, и рыба, и сладкое. Да, надолго хватит.
– А сама-то как думаешь? – вопросом на вопрос отвечает Оскар.
– Разнообразие? – высказываю я первую пришедшую на ум мысль. – Тебе нравится играть со своими гостями? – я специально опускаю слово «жертвами».
– Нет, – отвергает он эту теорию. – Это не главная причина. Думай проще, не пытайся изобретать велосипед там, где он не нужен.
Я думаю над этим, вновь пересекая гардеробную и поднимаясь по лестнице на второй этаж. Когда же я вхожу в коридор с Антивором, Оскар сжаливается и дает мне подсказку.
– Общество – бессмысленная серая масса, подверженная стадному инстинкту. Но при этом каждый человек – личность со своими индивидуальными чертами. Не бывает двух одинаковых людей. Ты сама говорила, что тебя привлекает индивидуальность. Меня тоже.
– Ты наблюдаешь за ними, чтобы удостовериться в правильности выбора? – в голове прорва мыслей на эту тему, и среди этого множества я никак не могу выцепить ту единственную правильную.
– И это тоже, – соглашается Оскар. – Но ты все еще не поняла главного. Человеческая душа обнажает свою истинную натуру, лишь оказавшись на пороге смерти. До конца понять, что же представляет собой тот или иной человек, можно только тогда, когда он заглянет в глаза смерти. Потому что перед лицом смерти не имеет смысла что-либо скрывать. Перед смертью вся жизнь пролетает у человека перед глазами. Он начинает вспоминать и сожалеть о несбывшемся, о мечтах, которые так и не успел воплотить в жизнь.