— Ты где живёшь, Маруся?
— Лётная тринадцать.
— Хм, хороший район. Знаешь, а я работаю не так далеко. Байкальская, сто семь. Знаешь, там такое здание…
— Знаю.
— Хочешь, приходи.
— Поговорить?
— Порисовать. Кажется, я знаю одну девушку, которая могла бы многому тебя научить. И, может быть, ты поймёшь свои рисунки.
Дверь в маленькую столовую заходила ходуном, будто в неё вселился бес. Она начала звенеть, бряцать, скрипеть ручкой и петлями. Мы с Марусей даже удивлённо посмотрели на неё: к нам кто-то ломился. Мне пришлось встать и повернуть ключ. Чуть не впечатавшись в стену, я дала дорогу рассерженному мужчине.
— Маруся, я тебе десять раз звонил! Почему ты трубку не берёшь?
Осторожно выглянув из-за двери, я вытаращилась на разозлённого гостя. И чем дольше я его разглядывала, тем сильнее вытягивалось моё лицо.
— Назар… Евгеньевич?
Взволнованный взгляд меня не остудил. Но моего шефа сейчас волновало совсем другое: а именно поведение Маруси. Хотя, если уж на то пошло, я не слышала звонка. Наверное, девочка намеренно поставила беззвучный.
— Нам читали лекцию. Я отключила звук.
— Маруся! — Назар Евгеньевич всплеснул руками.
Наблюдая за странной сценой, я заметила, что блокнот с карандашом девочка почти сразу спрятала. Она явно не хотела, чтобы Назар Евгеньевич видел его, как и рисунки.
— Всё, идём.
— До свидания, — Маруся поправила очки, поджала губы и спокойно вышла в коридор.
— Назар Евгеньевич…
— Эта не та тема для разговоров, Александра Сергеевна. Спасибо, но не здесь и не сейчас.
Мужчина, подхватив рюкзак девочки поспешил следом за Марусей. Странная парочка молча удалялась от маленькой столовой, удивляя меня всё сильнее и сильнее.
Что за тайны Мадридского двора? Да и… Что-то я не помню ничего такого в квартире Назара.
Вот так раз! У него есть дочка?
Путь к сердцу отца
— Я сказала Дане.
Чашка из моих рук едва ли не пулей устремилась куда-то вперёд. У меня пальцы ватными стали. Успев поймать негодницу в районе коленок, я выпрямилась и, вскинув брови, удивлённо посмотрела на сестру. Та не казалась смущённой или расстроенной, но что-то явно было не так.
— И что? Твой утончённый и искусно устроенный Даня выпал в осадок от таких ошеломительных новостей? Или… Что? В обморок упал? Послал?
Я гадала, пока Дашка в ответ сдержанно мотала головой, будто язык проглотила. Подозрительно…
— Да не молчи ты, а то я сейчас в обморок упаду!
— Голодный? — Даша презрительно фыркнула. — Смотрю, на чай перешла.
— Наверное, это все нервы… — резонно возразила я.
— Или токсикоз? Меня вот постоянно мутит.
— Я и вижу, ты окрасилась в очень нежный зелёный цвет. Он прекрасно гармонирует с твоим блондом!
— Сарказм не твоё, Сашка. Бросай это грязное дело, — сестра обречённо вздохнула.
— Тогда откуда вся печаль еврейского народа в твоих глазах? — я всё-таки умудрилась заварить себе и сестре чай, достать баранки. — Что не так? Даня не рад?
— Рад…
— Тогда что?
Я как успешная самка форели: метала на стол всё, до чего могла достать. Токсикоз и нервы — это прекрасно, но надо ведь ещё чем-то питаться, помимо воздуха и святого духа. Села на стул и уставилась на Дашку, которая мыслями явно была где-то в эфире.
— Что?
— Он меня замуж зовёт…
— Так это же прекрасно! — я радостно воскликнула и ткнула кулаком сестру в плечо. — Прекрасно ведь!
— Но я не хочу замуж. И рожать не хочу. Я не для этого создана! Не для борщей с подгузниками, понимаешь?
— Мне кажется, что ты немного… загоняешься.
— Нет, Саш, — сестра печально вздохнула. — Как-то… не по мне это. Да и Даня это решение принял, стиснув зубы. Понимаешь? Я не хочу его принуждать к чему-то! Да и непонятно, любим мы друг друга или нет. Его это хорошее воспитание и пафосное благородство…