— Ты предлагаешь подобраться к Назару через Марусю? — у меня даже челюсть отвисла.
— Я предлагаю подумать тебе о девочке, вовсе не это. И скажи уже Назару всё! Чем дольше будешь тянуть, тем хуже сделаешь всем: себе, ему, Марусе и себе. Разве нет?
— Мне страшно, Дашка, — всхлипнув, заревела в голос.
— Я бы предложила тебе кое-чего, но наше положение обязывает, — сестра встала и подошла ко мне, крепко обняв. — Ну хочешь… Хочешь я под дверью буду стоять? Ждать тебя? Хочешь? Или под окнами? С капельками, успокоительными.
— Если ты будешь рядом, это… это… это будет здорово! — размазывая слёзы по щекам, я улыбнулась и посмотрела на Дашку.
— На будущее, если ты захочешь поддержки, то реветь вовсе не обязательно. Можно так, ртом сказать. Хорошо?
— Дашка, я тебя обожаю!
День Икс я назначила на ближайшее будущее. Точнее, я выбрала конкретную дату, но её пришлось сместить, потому что Назар Евгеньевич решил, что вот, когда я собралась с духом и была готова всё выдать, самое время попытать меня по поводу Маруси. Таким своего шефа я перепуганным никогда не видела. Ей-богу, ему не хватало гнутого глушители и отклеенного уса.
Вытаращив глаза и прижавшись к стене возле кабинета Назара Евгеньевича, я прикрылась папкой с документами, вжала голову в плечи и приготовилась к выволочке.
— Что вы сказали Марусе тогда? Что сказали?
— Ничего, — готова была сделать домик из папки. — Ничего я ей не говорила! Ничего особенного, — торопливо поправила саму себя.
— Она показала свои рисунки…
Я выдохнула. Вроде бы в этих словах не было ничего плохого, наоборот, только хорошее.
— Да ничего я ей не сказала, девочку, бедную, замордовали этими рисунками. Только ничего особенно страшного в них нет. Тем более, если знать причины…
— Она вам и это рассказала?
Глаза у Назара стали просто квадратными. Я тут же прикусила язык, потеряв все остатки решимости. Сейчас всегда спокойный и уравновешенный мужчина напоминал лунатика. Наверное, с Марусей он совсем отчаялся, но я и вправду ничего такого особенного не сделала.
— Нет, она мне ничего не рассказала. Кое-что я и сама поняла, что-то додумала… Маруся только сказала, что вы очень заботливый.
Теперь Назар покраснел как помидор. Опустив взгляд, он перестал напирать на меня. Чуть отступил назад, запрокинул голову и вздохнул.
— Я думал, что она меня ненавидит… Я поступил с ней не очень хорошо.
— Вы поступили правильно, просто Маруся — подросток. Вам ли этого не знать?
— Одно дело чужих лоботрясов воспитывать, другое дело… Значит, Маруся ничего не сказала?
— Нет, — я улыбнулась и покачала головой.
Тут Назар Евгеньевич стал прежним. Сдержанно улыбнулся мне, как-то странно смахнул пыль с моих плеч и хотел ещё что-то сказать, но тут появилась Нина Васильевна. Она будто джинном из бутылки выскочила, вся такая внезапная, растерянная и беспомощная. Картинно заламывая руки, она бросилась к нам:
— Назар Евгеньевич, всё пропало!
В глазах мужчины показалась вселенская печаль, но всего на секунду. Затем он просто улыбнулся, тяжело вздохнул и посмотрел на женщину, как на большого шумного ребёнка.
— Нина Васильевна, что приключилось на этот раз?
— Нам задерживают полиграфию! А у нас акция послезавтра! Представляете? Как же мы выйдем без буклетов и листовок? И футболок на всех не хватает.
У мужчины даже глаз задёргался. Обработав всю информацию, он со вздохом подошёл к заплаканной Нине Васильевне, взял её под локоть и повёл в свой кабинет.
— Нина Васильевна, если никто не умер, не заболел и не исчез бесследно, то не нужно сообщать новости таким трагическим голосом. Всё поправимо, всё устранимо, всё не смертельно. Вам нужно что-то для нервов попить. Или от них. Но так нельзя! Вы же ещё в самом расцвете!
Назар Евгеньевич включил весь свой оптимизм, всё своё обаяние и пошёл на таран. Я почти слышала рёв моторов.
— Всё уладим, всё устроим! Вот, возьмите платок и больше не надо слёз. Вот мы сейчас зайдём в кабинет, вы всё мне расскажете, подробно, неторопливо. И мы обязательно найдём решение!