Гигант огорченно взглянул на него.
— Позаботься о Хабше, — сказал он повелительным и в то же время просительным тоном. — Дай слово.
— О чем? — заморгал Касым.
— Я прошу тебя, позаботься о Хабше.
— О какой Хабше?
— О моей верблюдице. Присмотри за ней, когда меня не станет. И вы все присмотрите. — Таук окинув команду беглым взглядом. — Когда все останетесь жить, а я нет.
— Что это ты там мелешь? — с серьезной озабоченностью спросил Касым.
— Под утро сон приснился, — объяснил Таук.
— Ну и что?
— Под конец я умер.
— Ну да? — хмыкнул Касым. — Во сне?
Члены команды редко рассказывали о своих снах — все равно что признаться в сентиментальных раздумьях.
— Перед самым пробуждением видел свою смерть.
— Во сне? — передернул плечами Касым.
— В собственном воображении видел смерть.
— Ты сон видел, — подчеркнул Юсуф.
— Нет. Я видел свою смерть, — настаивал Таук. — Я всегда верю снам.
— С каких пор? — Юсуфа чрезвычайно обеспокоила вера Таука в подобную чепуху.
— Мать наградила меня таким даром.
— Ты ж говорил, что она умерла в родах.
— И что-то такое видела во сне.
— Что именно? — неожиданно заинтересовался Касым. — Что ты видел во сне?
— Дыру в земле. В пустыне. Земля содрогнулась, и я спас кого-то из вас.
— Кого? — перебил Касым. — Меня?
— Не могу точно сказать. Только земля вокруг меня затряслась, а потом темнота.
— Это был просто сон, — заверил Юсуф.
— Нет, видение, — возразил Таук. — Разве не сказал Пророк, что вещие сны снятся перед самым рассветом? Что-то вроде того. Ну не важно. Мы должны идти вперед. Идти, как герои. — Голос его прервался.
— Достойная смерть стоит пяти жизней, — согласился Зилл.
— Никто не скажет, что я не повидал в жизни кое-чего, — кивнул Таук. — А если шестеро должны погибнуть, то почему бы не я?
— Никто не должен погибнуть, — настаивал Юсуф. — Это был просто сон, который ничего не предвещает.
— Не надо подслащивать. — Смирившийся с гибелью Таук проявлял покорное благородство, наподобие юноши, признавшего себя некрасивым. — Так лучше. Может быть, у меня остается какое-то время — день-другой — на подготовку.
— Ни к чему тебе не надо готовиться. Сам подумай. Шейх прошлым вечером перед сном красноречиво предупреждал об опасных колодцах. Ничего удивительного, что тебе, моряку, приснилось, будто тебя земля поглощает.
Таук помолчал, едва не передумал, но сон был слишком ярким, он слишком ему верил и уже не мог разувериться.
— Нет, — сказал он. — Никто меня уже от этого не избавит. И я не хочу трусливо умирать. Только прошу о Хабше позаботиться. Она несла меня, не поморщившись.
— Охотно позаботимся, — заверил его Зилл.
— Что за чушь! — разозлился Юсуф. — Когда чего-то ждешь, сам на то нарываешься. Нельзя…
Его перебил шум в пальмовой роще — возмущенное ржанье животного. Позабыв обо всем, Таук мигом вскочил на ноги и пристально огляделся.
Те самые погонщики верблюдов, с которыми он столкнулся у таверны в Шаммазии. Какой-то серый своевольный ишак, приписанный к каравану, протопал прямо по разложенной еде, и двое погонщиков нещадно принялись колотить его палками.
Таук оживился, стиснул могучие кулаки и рванулся вперед, но в тот самый момент ишак вырвался, лихорадочно метнулся в сторону, брыкаясь, лягаясь, сбрасывая с себя поклажу, сметая со своего пути погонщиков. Наткнувшись на пальмы, он завилял, запетлял, пробираясь сквозь заросли, взмыленный, с вытаращенными глазами, с исполосованными рубцами ляжками, нырнул в протоку. Таук бросился следом, чтоб поймать, успокоить его, а ишак, завидев обезображенного гиганта, который лишь может доставить ему еще больше страданий, повернулся и брыкнул копытами с такой силой, что несокрушимый Таук, получив два удара в голову, бесчувственно упал наземь и через минуту умер от обширного кровоизлияния в мозг.
Глава 18
ехерезада по-прежнему старалась держать в напряжении своего похитителя.
— Я видела его, Хамид. Он проделал многодневный путь по Эфиопии до густо заросших деревьями гор, где скрывался мудрец Имлак. Пришел в чужом обличье, тайно, ибо не имел официального дозволения покидать свой прибрежный дворец. «Досточтимый Имлак, — сказал он, — ты путешествовал по всему свету, от истоков Нила до арабских владений и дальневосточных границ. Мой отец Расселас почитал твою мудрость, не зная более надежного и умелого спутника в странствиях. Я сейчас в затруднительном положении и прошу твоей помощи».