Он систематически подвергался остракизму — по крайней мере сам так думал, — но объяснял свою отверженность неподкупной принципиальностью, вплоть до того, что стал стремиться к одиночеству, запрещая самому себе пятнать свою чистоту. Незадолго до его бегства из города византийский император Никифор предложил обменять военнопленных на какого-нибудь известного поэта, и Гарун аль-Рашид действительно пытался уговорить его послужить платежным средством. Абуль-Атыйя отказался из принципа, зная, что Абу-Новасу такого предложения не сделано: халиф фактически поощрял эгоизм, желая с выгодой воспользоваться альтруизмом. Но ему было также известно, что недоброжелатели даже в этом увидят добавочную причину бегства из Багдада — обиженный ответ на оскорбление со стороны халифа, — точно так же, как пес Юсуф прямо в, лицо обвиняет его в сознательном противопоставлении себя Абу-Новасу, словно вся его жизнь вертится вокруг соперничества с беспутным конкурентом. Впрочем, удивляться нечему. Допустим, думал он, псы признают людей хозяевами, но всегда оценивают их мотивы исключительно с собачьей точки зрения.
Когда солнце достигло зенита, Касым объявил привал в тени редких колючих кустов. Юсуф нашел среди провизии очищенное масло, принялся снаружи смазывать бурдюки с водой. Касым раздраженно спросил, что он делает.
— То, что говорил бедуин.
— Делаешь все, что велел бедуин?
— По-моему, надо ценить его опыт, — ответил Юсуф и поспешно добавил: — Точно так же, как в море мы ценим твой.
Касым хмыкнул.
— Жарко, — признал он. — Но жара пройдет.
— Не уверен. Теперь мы в настоящей пустыне.
— Пройдет, — настаивал Касым. — По небу вижу.
Юсуф вместе с прочими быстро взглянул на небо и не увидел никаких оснований для оптимизма.
— И все-таки, — продолжал он, — думаю, надо отныне лица обвязывать.
— Будет только еще жарче.
— Зато кожа на солнце не обгорит.
— И ветер обдувать не будет.
— Ветра нет.
— Есть. Сам сейчас чувствую.
— Он веет из песчаной топки.
— Ветер есть ветер.
Юсуф замолчал, довольствуясь тем, что его хотя бы слышали остальные.
— Верблюдицы страдают, — заметил Зилл. — Седла спины натерли. И камни все острее. Что шейх говорил?
— Надо обмотать ступни тряпками, — напомнил Юсуф.
— А где тряпки взять, — насмешливо фыркнул Касым, — когда ты все на себя намотаешь?
Тем не менее, когда он отошел по нужде, Зилл с Юсуфом тайком проделали операцию, срезав с ног всех верблюдиц, кроме упрямой Сафры, ошметки содранной кожи. Вернувшийся Касым, оттирая ладони песком, обнаружил, что Зилл сбрызгивает водой голубей.
— Теперь на птиц воду тратишь? Любо-дорого посмотреть.
— Они уже изжарились, — объяснил Зилл. — Я не уверен, что долго протянут.
— Может, назад повернем, только чтоб их спасти?
— Может быть, чтобы самим спастись, — вставил Юсуф, чего вроде и ждал капитан. — Нельзя же так дальше идти, никого не встречая.
— Мы еще даже не начали.
— Надо поскорей колодец найти. И эти указания мне не нравятся.