— Ты меня обвиняешь? — переспросил Касым с нараставшим гневом.
— Ты капитан, — сказал Даниил, оскалив в ухмылке желтые зубы и как будто напрашиваясь на оплеуху.
Касым отвесил бы ее, готовясь занести кулак, но в тот самый момент очередной приступ рвоты заставил его вдвое согнуться, изрыгнув из себя содержимое.
— Смотри, чтоб тебя не постигла судьба ибн-Малика, — умудрился выдавить он между спазмами и позывами, вновь загадочно намекая на сына аль-Аттара, чего никак не мог понять Зилл, пока позже Юсуф ему не объяснил.
Они ехали в стеклянных волнах жара с воспаленными глазами, пересохшими губами, отбросив вместе с надеждами красные вязаные изары. Всех, кроме Маруфа, тошнило, мучил понос; они не могли объяснить причину болезни. Юсуф винил финики Шахрияра, а Касым масло. Единственное облегчение доставляли беседы.
— Толстяк ибн-Малик, сын аль-Аттара, — объяснял Юсуф Зиллу, — был просто невыносимым плаксой и нытиком.
В доме на улице Самайда ибн-Малик постоянно задирал и обижал Зилла, который всячески старался держаться от него подальше, но никогда не желал ему зла, тем более насильственной смерти. Теперь же объяснения и тон Юсуфа вместе с прежними намеками Касыма неотвратимо намекали на убийство.
— Не думай, мы его не убивали, — заверил Юсуф.
— Правда? — с надеждой переспросил Зилл.
— Не убивали, — вздохнул Юсуф, давая понять, что истина гораздо хуже. — Ибн-Малик умер от голода. Мы потерпели крушение. Он был самым слабым и быстро погиб, не дождавшись спасения.
Объяснение было столь невинным, что все сказанное Юсуфом дальше просто не укладывалось в голове Зилла.
— И мы его съели, — спокойно продолжал Юсуф. — Вот так вот. Пришлось. Ничего удивительного.
Зилл постарался не выказать отвращения.
— Обстоятельства иногда вынуждают на немыслимые поступки, — растолковывал Юсуф. — Такова жестокая реальность.
Зилл с трудом сглотнул — горло пересохло.
— Исхак тогда… с вами был? — спросил он.
— Еще нет, — ответил Юсуф, не поняв значения вопроса.
— А кто?
— Таук, Даниил, Маруф. Мы ели чаек, листья, насекомых и тем более не могли отказаться от свежего трупа. Его, видно, нам послала судьба.
— Такова была воля Аллаха?
— Может быть, ибн-Малик ничего полезнее в своей жизни не сделал.
Зилл снова сглотнул:
— Вы дяде моему рассказали?
— Вряд ли бы он захотел это услышать.
«Но ведь, — подумал Зилл — аль-Аттар настолько не любил родного сына, что, возможно, одобрил бы такой конец».
— Все равно, не имеет значения, — хмыкнул Юсуф. — Мы все вместе простили друг друга. С твоей стороны неразумно судить нас.
— Предоставлю суждение высшей власти.
— Я вовсе не о том говорю. Просто хочу тебя подготовить на случай, если снова возникнет подобная необходимость. В борьбе за выживание нет ничего невозможного.
Зилл посмотрел вперед на раскачивавшуюся фигуру Касыма и дальше на раскаленную равнину.
— Не верю, что дойдет до этого.
— Надеюсь, действительно не дойдет. Хотя глупо было бы отрицать, будто ты не понимаешь, что мы сбились с пути. Заблудились с самого начала.
Эта мысль не понравилась Зиллу сильней людоедства.
— Нам даны были четкие указания, — возразил он.
— Слишком четкие, правда? — мрачно переспросил Юсуф, опасливо оглянулся на остальных, убедился, что никто на них не смотрит, пошарил в одеждах, вытащил сложенный листок бумаги. — Вот то, о чем ты говоришь — листок с инструкциями, полученный в Куфе.
— Ты его сохранил? — удивился Зилл.
— Вытащил у Касыма из кармана, — признался Юсуф, протягивая ему бумагу. — Присмотрись поближе. Ты же переписчик. Какими, по-твоему, письменами написано сообщение?
Зилл на ходу развернул шуршавший лист, хмуро глядя на неуклюжую смесь угловатых букв и округлой скорописи.
— Отчасти похоже на куфическое письмо… — заключил он, — а отчасти на насху.
— Безобразное сочетание, — подтвердил Юсуф. — Как будто записку писал человек, учившийся по надписям на глиняной посуде.
— Возможно, — неуверенно согласился Зилл, пока еще не понимая сути.
— Первая записка, показанная нам Гаруном аль-Рашидом, была написана крупным почерком тумар, которым составляются официальные документы.
— Помню…
— Кроме того, она была написана на тряпичной бумаге. А эта — жесткая, индийская… военная… — Юсуф забрал листок и надежно припрятал.
— Хочешь сказать, указания дали не похитители, а какие-то другие люди? Кто же?