Он прервался на полуслове, поскольку и усатого и вора, видимо, осенило прозрение.
— Говоришь, видел целую тучу по пути сюда? — встрепенулся Юсуф.
— Правда, видел.
— Она направлялась к Багдаду?
Ибн-Нияса не знал, хорошо это или плохо.
— Наверно.
— Давно это было?
— Ну, дня три-четыре назад…
— Тогда, значит, уже долетела, — с благоговейным страхом пробормотал Исхак, после чего последовал загадочный обмен репликами между усатым и вором, торопливо шептавшими охрипшими в песках голосами, которые ибн-Нияса с трудом разбирал, не понимая смысла.
— Когда мирный город затмят…
— …скакуны с Красного моря…
— …сказитель вернется живым…
Вздох. Пауза. И решительное заключение:
— Она будет спасена…
— Каким образом?..
— …надо найти…
— …надо выяснить…
— …отыскать…
— …где ее прячут…
— …где держат…
— …и…
— …сделать то, что от нас требуется, — подытожил Юсуф.
Горбатый капитан тоже, кажется, к тому времени что-то понял, тревожно насупился, подыскивая надлежащие выражения для протеста.
— Но… — выдавил Касым, на которого все оглянулись в ожидании продолжения, — мы понятия не имеем, что от нас требуется, и не имеем возможности выяснить!..
Вот так за две недели мужчина, для которого прежде не было ничего невозможного, превратился в слабого барана, способного лишь на робкое возражение. Остальные смотрели на него с презрительным сожалением, и капитан напряженно застыл. Однако опровергнуть его было трудно — внезапный энтузиазм выживших членов команды заглох в полном молчании.
Ибн-Нияса был разочарован, на мгновение поверив в возможность вернуть к себе уважение. И с беглой улыбкой опять постарался помочь, опираясь на полученную информацию.
— Рад за вас, — сказал он. — Но, прошу, объясните мне, кого ищете.
Ответа не последовало.
— Может, я смогу помочь, слыша в округе все новости?
Вопрос вновь был проигнорирован.
— Певицу? — не сдавался ибн-Нияса, надеясь, что не усугубил ошибки. — Я потому расспрашиваю, — поспешил он объяснить, — что вы, судя по вашим словам, разыскиваете женщину, которую где-то прячут, а племя Харафаджа с Евфрата, хорошо известное своим острым слухом, рассказывало, будто несколько дней назад в развалинах дворца в Старом городе звучал поющий женский голос. Песня хорошо слышалась в междуречье. Говорят, руины охраняют нехорошие люди, а женщину держат там против воли.
Слова ибн-Ниясы подхлестнули их, словно кнут. Усатый попытался подняться, да ноги не держали, и он снова упал, снова встал, ближе продвинулся к ибн-Ниясу, чтобы получше услышать откровение маленького упрямца, вмиг облекшегося в одежды пророка.
— Где?.. — Его била дрожь. — Где звучал голос? Где, говоришь, его слышали?..
Ибн-Нияс постарался устоять на месте, не пятиться.
— В Старом городе, — повторил он.
— Больше ничего не сказали?
— Я больше ничего не знаю.
— В Старом городе, — эхом повторил Исхак, сразу все понял и ошеломленно шепнул: — В Ктесифоне…
Слишком уж замечательно, чтоб поверить. Столица Сасанидов на Тигре, меньше чем в дне пути от Багдада, представляла собою разбойничий рай из развалин. Собственно, пускаясь в путь и отдыхая в пальмовой роще, Исхак с Зиллом смотрели на белые стены дворцов, не догадываясь, что сказительница была совсем рядом. Если бы запела в ту минуту, когда они были так близко… возможно, услышали б голос, распознали бы крик о помощи, прямо там изменили бы курс… очень многое переменилось бы, все остались бы живы… Но, конечно, судьба распорядилась иначе.
— Вам это поможет? — спросил ибн-Нияса. — Очень рад, если смог посодействовать.
Исхак по-прежнему не сводил с него глаз.
— Долго саранча пробудет в Багдаде? — спросил он.
— Пока не съест начисто, — ответил бедуин. — Или пока ветер ее не прогонит, буря не погубит. Как Аллах пожелает.
— Все-таки несколько дней продержится?
— Обязательно.
— Значит, у нас есть время, — обратился Исхак к остальным. — Мы еще можем спасти ее.
— Никуда за такое время не доберемся! — возразил Касым.
— Семьдесят лет назад Биляль ибн-Бурда доскакал от Басры до Куфы за одну ночь и один день.
— На верблюдах-скороходах!
— У нас есть одна быстроногая верблюдица. А тут найдутся и другие, не менее быстроногие.
— Честно признаюсь, — вмешался ибн-Нияса, отметая все прочие соображения в предчувствии возможной сделки, — самых быстроногих не смогу предложить без оплаты. — И утешительно улыбнулся, заверяя команду в своих добрых намерениях.