— Пусть царь посмотрит на этих мужчин, — холодно предложил халиф после его прибытия, оглядывая семерых арестованных: не без усилия, ибо не выносил безобразия.
Шахрияр вообразил наихудшее перед ним какие-то сообщники Хамида, которые что-то подслушали и готовы его погубить.
— Мне их рекомендуют в качестве курьеров, готовых доставить выкуп за царицу, — продолжал Гарун презрительным тоном.
Царь Шахрияр опять недоверчиво присмотрелся.
— Их?.. — Похожи на нищих или на моряков, выброшенных штормом на берег.
— Так мне было сказано.
— Это курьеры?
Гарун кивнул с преувеличенной серьезностью.
Царь Шахрияр заморгал, ничего не понимая. Загадка, сон или осуществление самой безумной надежды?..
— Кто же их так уверенно рекомендует? — прохрипел он.
— Весьма авторитетная личность, — с подчеркнутой иронией ответил халиф. — По крайней мере так мне было сказано.
Седовласый монах шагнул вперед, привлекая внимание царя.
— Там написано!.. — неразборчиво зашлепал он побелевшими как мрамор губами, глядя на супруга сказительницы и серьезно размахивая руками. — Семь… семеро… священная семерка…
Царь Шахрияр, слегка задохнувшись, вновь оглядел шеренгу мужчин. Все равно, не похожи они на курьеров. Какой-то мистик, какое-то чудовище…
— Это моряки, — сообщил Гарун. — На суше абсолютно не ориентируются. Их только что из тюрьмы выпустили. Однако присутствующий здесь монах утверждает, будто нам их послала судьба.
…горбун… скелет…
— Предлагаю царю лично расспросить их, — добавил халиф.
…вор, мальчишка, циклоп…
— Да, конечно… — рассеянно пробормотал Шахрияр, перед широко открытыми глазами которого уже прокручивались многочисленные варианты, ибо происходящее действительно казалось волей провидения, как бы нарочно отвечающей его желаниям: семеро моряков, неспособных даже выход из дворца найти, не говоря уж о том, чтобы доставить выкуп в тайное укрытие.
— Если царь желает их испытать, это можно устроить, — предложил Гарун. — Только прошу чрезмерных надежд не питать.
…и Шахрияр вдруг не сумел сдержаться: необходимо сейчас же дать официальное одобрение, пока чего-нибудь не случилось, пока кто-нибудь не высказался против, пока они чего-нибудь не натворили или, как призраки, не растаяли в воздухе. Надо хватать бесценный подарок, пока не улетучился.
— Да-да… — взволнованно пробормотал он, — да… не надо… я верю…
— Царь верит, что это они самые? — прищурился Гарун.
Шахрияр подтвердил, надеясь, что не чересчур энергично.
— Они самые, да, вижу…
— Даже не побеседовав с ними?..
Шахрияр лихорадочно закивал:
— Я в них вижу… — Он сам не понимал, что именно видит, бормоча и мямля. — Вижу в них…
Гарун вновь оглядел семерку, стараясь разглядеть в ней то, чего не увидел сам.
— Действительно? — прищурился он. — По их собственному признанию, их таланты не очевидны.
— У нас в Астрифане говорят, — слегка сымпровизировал царь Шахрияр, — что сладчайший сок прячется в самых неприглядных плодах.
Гарун из всех плодов Астрифана знакомый лишь с оранжем, растерялся, но был обрадован быстрым исходом дела.
— Значит, царь охотно отправит их с выкупом?
— Лучше них… никого не найти.
Халиф ничего не понял, однако не хотел расспрашивать.
— Тогда возблагодарим Аллаха, ниспославшего царю прозрение, — заключил он.
— Воистину… возблагодарим, — почти бессознательно повторил Шахрияр и, приняв решение, вдруг понял, что ничего больше делать не хочет. Хочет только уйти, оставить всех этих болванов, избавиться от необходимости оправдывать свое заключение, вернуться в опочивальню, обдумать, как обеспечить провал порученной курьерам миссии.
— Государь, — с почтительным поклоном неожиданно молвил один из них, чернокожий юноша, — да будет мне позволено заверить, что мы всеми силами постараемся вернуть царицу в целости и сохранности. Любой ценой.
Царь Шахрияр глянул на него так, словно изо рта юноши шел зловонный запах, и с трудом выдавил:
— Да… Надеюсь.
— Царица будет найдена! — пообещал монах, указывая на заплесневелую страницу. — Как предсказано… — Слова по-прежнему безнадежно путались, и он, не справившись, принялся утирать слезы.
Царь Шахрияр с трудом удержался от смеха над нелепостью происходящего.
— Попроси своего приятеля успокоиться, — бросил Гарун ибн-Шааку. — Он сыграл свою роль, и спасатели избраны по его предложению.