— По-моему, — предположил ибн-Шаак, — он хочет сообщить о следующем кусочке пророчества.
— Еще об одном? — нахмурился халиф.
— У пророчества, собственно, нет продолжения, — вставил со стороны писец, махнув страницей. — Пятая строфа не столь ясна, как остальные, и ее очень трудно прочесть.
— У какого пророчества?.. — переспросил Шахрияр, стараясь, чтоб в вопросе прозвучало простое любопытство, тогда как, впервые услышав о неизвестном пророчестве, мигом снова почуял тревогу в душе, питая к божественной воле почти такое же уважение, так и Гарун аль-Рашид.
Халиф сочувственно ответил:
— Старый монах утверждает, что видит будущее развитие событий.
Царь Шахрияр неожиданно широко улыбнулся:
— Он ясновидец?
— Нет. Передает чужие слова. Предсказание римской пророчицы — сивиллы Кумской.
Царь вскинулся, будто его ткнули иголкой. Даже в Астрифане слышал он о сивиллах, и потому при упоминании о них семерка вдруг представилась ему совсем не такой смехотворной.
— И все это предсказано? — уточнил он с широким неопределенным жестом.
— На странице, которая теперь принадлежит монаху, — подтвердил Гарун.
— И там сказано об этих семерых мужчинах?..
— И о песчаной буре, и о похищении сказительницы…
— А также, — подхватил ибн-Шаак, — о ее счастливом спасении… по крайней мере намеком. — Он взглянул на писца.
— Кажется, именно так, о повелитель, и государь, — подтвердил тот, а старый монах, стоя рядом, в подтверждение залопотал, закивал. — В пятой строфе предсказано возвращение царицы. Это ясно.
— Что там говорится? — уточнил Гарун.
— Намекается на спасение.
— А когда это будет, не сказано?
— Неточно.
— Значит, этому должно что-то предшествовать?
— Кажется, надо ждать появления «скакунов с Красного моря».
— Чего?
— Кажется, именно так. Не совсем ясное выражение.
Гарун обратился к монаху за объяснением.
— Что это за «скакуны с Красного моря»?
Тот беспомощно помотал головой, без конца бормоча.
Халиф виновато взглянул на посеревшего Шахрияра и опять повернулся к писцу:
— Ну хоть что-нибудь можно понять?
— Только то, что они «затмят город, как луна затмевает солнце»…
— Затмят?.. Завоюют?
— Просто затмят, и все.
Гарун вздохнул:
— Но определенно сказано, что Шехерезада спасется?
— Да, если она и есть тот самый «сказитель».
Гарун вновь оглядел спасателей, нисколько на них не похожих.
— Что ж, возможно, и правда, — с укрепившейся верой согласился он, — что сладчайший сок спрятан в самых неприглядных плодах. — Какое-то время подумал и пожал плечами. — Значит, договорились. Вы действительно избраны Аллахом, царем Шахрияром и мною. Я теперь лишь запасной игрок, поэтому не стану напоминать ни о важности вашей миссии, ни о щедрой награде для каждого, если вернете царицу. Верней, не если, а когда, судя по предсказанию.
— Гм… не совсем, — вновь вмешался писец, вздернув брови, указывая на страницу.
Гарун фыркнул — всезнайка ему надоел.
— Что еще?
— Есть еще кое-что. Еще одна деталь пророчества.
— Еще одна?
— Повелитель желает, чтобы я прочел? Все четверостишие?
Гарун просто пронзил его взглядом.
Писец прокашлялся, оглядел поверх страницы команду и тоном судьи, выносящего приговор, прочел последние строки пророчества:
Глава 14
797 году на морском берегу близ Тарса происходил обмен военнопленными. Среди четырех тысяч профессиональных солдат, наемников, волонтеров и гази, возвращавшихся в халифат в обмен на тысячу византийцев из приграничных гарнизонов, был молодой блистательный хорасанский лучник с почти славянскими чертами хмурого лица, который год назад выбрался из тюрьмы, согласившись служить своим тюремщикам, время от времени сокрушаясь о собственном предательстве и отступничестве. Оно еще не обнаружилось — он весьма удачно маскировался, — когда армия далеко уже отошла от границ, оказавшись вне опасности, и он тайно, что стало второй его натурой, сумел бежать, сначала в жестоко обложенный налогами Мосул — рай для беглецов, — потом в Индии, где усугубил свой позор.