— Я не могу убить женщину.
— Почему нет? Ведь еще пару минут назад ты бы с радостью проколол мою грудь. — Виктория подошла поближе. — Мне очень жаль, что с твоим отцом это случилось. Я потеряла маму и много из-за этого пережила. Мой отец обычный неудачник. Он азартный игрок, и когда я росла, его вечно не было рядом. Но моя мама его любила, хоть я и не понимала за что. Правда теперь поняла. Катеб не идеален, тем не менее он хороший человек. Он старается поступать правильно. Он сделает свой народ великим. Я в это верю. Однако мне все равно больно за твоего отца.
Фауда затрясло. Палаш выпал у него из рук, и мальчишка упал на землю.
— Ты первая, кто мне это сказал, — прошептал он и разрыдался. Виктория подошла к нему и заключила в свои объятия.
Его всхлипы проникали в самую душу. Несмотря на его высоту и силу, он все еще оставался маленьким мальчиком, много лет назад потерявшим своего отца.
— Ну, и как мы это закончим? — спросила Виктория, прижимая его к груди.
Фуад поднял заплаканное лицо и посмотрел в ее глаза.
— Прошу пощады, — прошептал он.
Охранник увел Фуада прочь. Виктория немедля побежала в зал старейшин. Катеб лежал на раскладной кровати. Он был бледен, правда еще дышал.
— Как он? — требовательно спросила Виктория, прокладывая себе путь поближе к Катебу. Она упала на колени рядом с мужчиной со стетоскопом на шее.
— Он в порядке?
— Катеб поправится, — ответил ей врач. — Яд древний и сильный, но при этом легко реагирует на противоядие. Через пару часов от симптомов не останется и следа.
— Ну, слава Богу! — выдохнула она, а затем наклонилась и поцеловала принца.
Катеб открыл глаза.
— Из-за тебя я чуть с ума не сошла, — произнесла Виктория, не обращая внимания на стоящих вокруг людей. — Вот взяла бы и пристукнула тебя, если бы только была уверена в том, что это поможет! У меня чуть инфаркт не случился.
Он слабо улыбнулся.
— Ты убила бы меня, чтобы проучить?
— Короче, ты знаешь, что я хотела сказать. Больше так не делай.
— Не буду, — Катеб прищурился. — Почему у тебя на руке кровь?
— Да так, ничего страшного.
Катеб нахмурился.
— Я не все помню, но кто-то, кажется, говорил о жертве. Жертвой стала ты? — Он заставил себя сесть и, несмотря на слабое состояние, выглядел достаточно угрожающе. — Это правда? — потребовал ответа Катеб. — Жертвой была ты?
— Ну… в принципе… — начала Виктория.
Не дослушав, Катеб прорычал.
— Кто это допустил? Кто разрешил женщине пожертвовать собой?
— Эй, ты, тише! — проговорила Виктория, тыча пальцем ему в грудь. — Нигде не сказано, что женщина не может быть жертвой. Я это сама уточняла.
— Ты не знаешь древнего языка.
— Мне помогли. И? Ты жив, я тоже жива, Фуад попросил пощады. У нас замечательный день!
— Ему нужно отдохнуть, — сказал врач. — Он должен поспать.
Виктория почувствовала, как ее кто-то оттаскивает. Ей хотелось пойти за Катебом, но внезапно она растерялась. Она же сказала ему, что после сражения уедет. С ним все в порядке. Разве ей не пора сдержать обещание?
Отъезд вдруг перестал казаться ей таким простым решением. Она не могла себе представить жизнь без Катеба. Ей хотелось большего. Она хотела чуда.
Юсра отвела ее в смежную комнату.
— Эх, глупый мальчишка, — пробормотала она, закрывая двери, а затем взяла тазик с водой и начала обрабатывать рану, которая все еще причиняла Виктории сильную боль.
— Так с ним все в порядке? Пощада разрешена законом. Ты сама мне об этом сказала.
— Он пытался отравить Катеба. Пощада возможна только в случае честной схватки. Преднамеренное убийство — серьезное преступление.
У Виктории скрутило живот.
— Ты шутишь? Я знаю, в чем он поступил нехорошо, но ведь на то были свои причины. У него умер отец. Он много лет был брошен. Удивительно, что он вообще выжил. И за все перенесенные невзгоды его еще и накажут?
— Этого требует закон. А твой закон разве бы оставил этот поступок безнаказанным?
— Нет, но ведь это не совсем его вина. — Такая большая плата за хороший день! — И что теперь с ним станет?
— Сегодня, до захода солнца, проведут слушание.
Виктория уже не чувствовала рану.
— Так скоро?
— Да. Есть тысячи свидетелей. Его признают виновным и вынесут приговор.
Она не хотела знать подробностей, но все-таки спросила:
— Какой?