Определенно, ей не распрощаться так скоро, как она надеялась — «время аудиенции ограничено», — если от нее ждут, чтобы она попробовала все.
Шейх не спускал с нее глаз, и Эмбер стало ясно, что у нее нет выхода, кроме как подыгрывать ему.
Она ответила на его взгляд и похолодела от страха. Тем не менее она постаралась как можно беспечнее произнести:
— Какое все аппетитное! Но вообще-то это лишнее. Я позавтракала в гостинице. — Она улыбнулась, как бы прося извинения за очередную бестактность. — Кроме того, у Вашего Высочества наверняка много дел гораздо более важных, чем пить со мной чай. Я действительно не имею ничего против, если бы мы сразу перешли к делу и вы сказали бы, о чем хотели поговорить со мной. И я не отняла бы у Вашего Высочества лишнего времени.
Она перевела дух. Сердце колотилось, руки дрожали от волнения. Во взгляде шейха было больше, чем простое любопытство, и даже гораздо больше, чем легко угадываемый сексуальный интерес, как становилось ей все яснее. Он определенно что-то задумал и уж точно пригласил ее не для беседы о местных достопримечательностях.
Эмбер с ужасом думала о запутанных коридорах, по которым он привел ее сюда. Ей никогда не найти выхода из дворца, если придется уносить отсюда ноги. И, кроме того, всюду охранники.
— Вы весьма предусмотрительны, мисс Макгонер, ценное качество. И, конечно же, вы правы, я не привык впустую тратить время, — произнес он, оживившись, и улыбнулся. — Однако сейчас мое время не проходит зря. Проявление гостеприимства — это обычай моей страны. Успокойтесь, дорогая мисс Макгонер, встреча с вами имеет для меня глубокий смысл и принесет мне большую пользу.
Слуги разлили чай и удалились.
— Угощайтесь, пожалуйста, — сказал шейх.
Что она и сделала, чтобы не выглядеть совсем уж смешной. Его улыбка и шутливо-доверительная интонация несколько рассеяли ее страхи.
Может быть, она напрасно волнуется. Кто, собственно, она такая? В любом случае — не героиня романа, которую похищают, дабы пополнить гарем. Шейх — образованный человек. Английский, кстати, у него просто роскошный. И даже если он все время ее пристально разглядывает, представить себе, что шейх перекидывает ее через плечо и тащит в свой гарем, она не могла. Слишком уж у нее фантазия разыгралась, вот и все.
Эмбер взяла кусочек чего-то, похожего на рахат-лукум, и положила на позолоченную тарелочку. «Я должна собраться, здесь мне не может грозить никакая опасность», — сказала она себе, чувствуя, как подрагивают руки.
Шейх тоже положил какое-то угощение себе на тарелку. Эмбер не смотрела ему в лицо, потому что от его пронзительного взгляда ей по-прежнему было неуютно, но замечала каждое его движение. «Такое чувство, будто тебя заперли в клетке с тигром, а ты пытаешься себя уговорить, что ничего страшного», — с иронией думала она.
— Хорошо, сейчас я вам объясню, зачем я вас пригласил, — неожиданно сказал шейх.
У Эмбер перехватило дыхание. «Да что же это со мной?» — рассердилась она на себя.
— Мне сообщили, что вы приехали в Рас-эль-Хоут за материалом и впечатлениями для сценария фильма. Поэтому мне захотелось непременно с вами познакомиться. — Он улыбнулся доброжелательно. — И я пригласил вас во дворец, чтобы узнать побольше о ваших творческих планах.
«Ну вот, все и разъяснилось, — с облегчением подумала Эмбер, — просто не верится, как только мне в голову могли прийти все эти мысли!»
Она тоже улыбнулась.
— Конечно, я расскажу вам все, что вас интересует.
Он откинулся на подушку.
— Мне сообщили, что это будет экранизация романа, события в котором разворачиваются в Рас-эль-Хоуте. Так?
— Да. — Эмбер кивнула, испытывая все большее и большее облегчение.
— Значит, вы профессиональная сценаристка?
— Нет.
— Нет?
В глазах шейха, кроме искреннего любопытства, ничего не было, и Эмбер осмелела:
— Видите ли, этот роман принадлежит перу моей матери, она была в Англии довольно известной писательницей, но при жизни ее книги никогда не экранизировались. Но когда она умерла, тут же решили экранизировать ее «Леди и бедуина». Ну и, естественно, меня как наследницу попросили продать права на экранизацию. Причем, по замыслу продюсера, действие предстояло перенести из девятнадцатого века в наши дни.