- Я умею ждать, - сказал он мне тогда. – настанет мой черед диктовать условия. Твоя хозяйка думает, что подчинила меня, и глубоко ошибается.
- Она может вам подослать убийц за такие слова.
- Возможно, но тогда она не станет по-настоящему бессмертной.
- Разве вы не совершили инициацию?
- Совершил, но только наполовину, не дойдя до точки невозврата. Она до сих пор гниющий получеловеческий сосуд, но мои флюиды прочно держат ее сознание в уверенности, что она прекрасна, молода и бессмертна. Это даже забавно! Ее кожа холодна как у трупа, и она разрешает прикасаться своим фаворитам к ней только через одежду, она плохо ест, то, что готовят у нее на кухне, мучаясь от несварения, так как кровь доверенных служанок ей более предпочтительна. Она прекрасно видит в темноте, быстро двигается, но вынуждена скрывать свои таланты, чтобы не прослыть ведьмой среди подданых. Она постоянно отказывается от замужества, так как бесплодна наверняка, и супруг может догадаться в постели, кто она. Королева дурнеет и стареет, и тем дольше она будет держать моих соплеменников у себя в казематах, тем более страшная и старая она войдет в мир бессмертных, если вообще я ей это позволю. В том, другом мире, она будет только подданой, а от власти никто добровольно не отказывается, как ты это уже понял.
Я был предан Иезавель и передал мой разговор с Дрейком слово в слово. Между ними разразился большой скандал, но все же она не уничтожила его, а лишь отправила в долгую морскую экспедицию пиратствовать и наводить страх и ужас на испанцев.
Меня он не тронул, просто исчез. Никаких посланий я ему больше не писал. Френсис Дрейк стал самым знаменитым пиратом в мире, грозой иберов. Испанцы прозвали его El Draque («Эль Драке» ), король Филипп II объявил награду за его голову в размере двадцати тысяч дукатов. Фрэнсис был неуловим, дерзок и беспощаден ко всем: к врагам, к подчиненным, к рабам, к богачам и беднякам, к женщинам и детям. Слухи о его жестокости множились, преувеличивались и подавались по утрам на стол Иезавели к завтраку. Она же только радостно хлопала в ладоши узнав сколько испанских кораблей пошло ко дну, благодаря ее личному пирату.
Единственное, что я продолжал выполнять для Эль Драке, это кормление своих реципиентов, я знал, что заключенные в темнице без меня долго не проживут и заставлял себя по пятницам вновь и вновь спускаться к ним подземелье, платить уже личный соверен, резать руки и наполнять их плошки едой.
Потом случилось ужасное. Мир стал катиться к катастрофе. Шпионы всего христианского мира слали тревожные письма, о том, что Испания собрала гигантскую армаду кораблей, чтобы атаковать Англию и вскоре пройдет через Ла-Манш. У моей королевы было недостаточно сил противостоять агрессору, слишком много средств было потрачено на уничтожение внутренних врагов…
Иезавель, заламывая руки, билась в отчаянии понимая, что вскоре придет ее конец. Собственные родственники вынесут ее голову к наступающим захватчикам. Когда же я робко предложил разыскать Френсиса Дрейка и попросить его оказать нам помощь, она очень странно посмотрела на меня, как будто едва вспоминая о ком я говорю и произнесла путанную фразу.
- Нет, он не согласится. Слишком долго я водила его за нос. Мне придется тогда пожертвовать всем.
- Разве сейчас, не все Ваше благополучие и здравие стоит на кону? Давайте выпустим родственников Дрейка без условий, они быстрее найдут его и от Вашего имени попросят помощи.
- Одного, разрешаю выпустить одного.
- Нужно выпустить ЕЕ. Ту, которая, сможет убедить помочь нам.
Через несколько часов, имея приказ королевы об освобождении я спускался в темницу. Открыв нужную дверь, тюремщики ретировались, мне же самому пришлось, вглядываясь во мрак подземелья на ощупь найти еле дышащее тело, закованное в серебряные латы и цепи. Я дал ей вдоволь напиться моей крови, а затем вынес на свет божий, как ребенка на руках, прижимая ее голову к своей груди. Увидев лицо дамы, я понял, что мы все это время удерживали в темнице ангела, настолько прекрасной она мне показалась. Белокожая, темноглазая, с черными волосами, и с черными в разлет бровями, она казалась символом чистоты и невинности, если бы не красные от крови губы и обоюдоострые клыки. Я руками разорвал доспехи, сковывающие ее обнаженное тело, и увидел, что раны, покрывающие сплошным слоем ее кожу, стали немедленного затягиваться. Понимая, быть может не совсем, с кем я имею дело, быстро стал разговаривать с ней, чтобы предотвратить неминуемое нападение голодного монстра.