— Мы не враги, больше нет. Я не знаю правды о смерти отца, но… возможно, ты прав. Я достаточно хорошо изучила недостатки и слабости Кейна. Яд… не в его привычках. — Мина облизнула пересохшие губы. — Я тебя не предам. Никому ни слова не скажу о том, чем ты здесь занимаешься. Заявлю, что меня все время держали с завязанными глазами…
И тут Бэрронс соскочил с крючка. В глазах заполыхала ярость, он резко развернулся на каблуках.
— Господи, — горько усмехнулся Лео через плечо. — Знаешь, ты почти меня убедила, что тебе не наплевать.
— Бэрронс! Стой! — Мина кинулась вслед за ним, но он успел выйти и захлопнуть дверь.
Арамина в отчаянии сжала кулаки, затем беспомощно прижала ладони к двери. Судя по прерывистому дыханию, Бэрронс все еще стоял по другую сторону.
— Я говорила серьезно, — произнесла Мина, прислонив к полированному дереву лоб. — Каждое слово. Просто… я не могу тут оставаться.
«Ты не понимаешь. А я не могу тебе сказать».
Единственным ответом ей были громкие удаляющиеся шаги.
***
— Говорит, это не она, — сказал Лео, глядя в камин.
— И ты ей веришь? — поинтересовалась Онория.
Лео сжал и разжал кулаки, глядя на костяшки пальцев.
— Хочу верить. Возможно, частично в этом и проблема. Я не знаю, что правда, а что нет, если речь идет о ней. — В этом он никогда никому не признавался.
— Выглядишь усталым, — заметила Онория.
Скорее, выжатым как лимон. Лео уставился на искорки на решетке.
— Я годами мечтал об этой минуте. Лежал в постели и проигрывал в уме, как буду действовать: смотреть принцу в глаза и яростно отрицать, протестовать, или обзову его кретином. — «Боже». Лео устремил взгляд в потолок. Каким же дураком он был. — Но я не сделал ничего. Просто сидел. Не мог выдавить ни слова.
И ничего не чувствовал, если по правде. Сейчас, когда изначальное потрясение отступило, он словно оцепенел. Иссяк, словно утратил часть себя, но тяжелейшей потерей оказалась самая неожиданная.
Не осталось ничего от тех уз, которые, как предполагал Лео, связывали его с герцогиней. Она наконец-то то позволила ему заглянуть за тщательно охраняемый фасад. Лео казалось, что он раскрылся перед ней и Арамина начала оттаивать в ответ. Бэрронс думал о ней, она всегда была в его мыслях. Черт, он даже надеялся, что они смогут быть вместе, что ему удастся испытать те же чувства, что и у его сестер с мужьями. Лео хватало ума не мечтать о любви, поскольку он не знал, что это такое. Понятия не имел вообще, но надеялся… на что-то.
Он явно переоценил сложившееся положение.
Единственным желанием герцогини было вернуться к своей роскошной жизни. Да и почему нет? Чего ей ждать от бастарда? Человека, у которого ничего нет, кроме него самого, а Лео понимал, что этого ничтожно мало.
Если б только заставить ее желать его — так у него вышло бы доказать себе, что он еще чего-то стоит.
— Ну, — сказала Онория, поглаживая брата по спине, — правда вышла наружу. Сидеть здесь и грустить ничем не поможет. Нам нужно думать, что делать дальше.
Лео невольно улыбнулся, пусть и мимолетно. Онория никогда не изменится. Практична едва ли не до неприличия, но ему понравилось это «нам». Они давно помирились после ссоры из-за болезни Чарли, но Бэрронс все равно чувствовал, что сестра не до конца его простила.
— Какая ирония… Вот он я, стою у тебя на пороге и молю о помощи.
Четыре года назад она была ему чужой, дочерью, которую Тодд любил больше, чем нагулянного на стороне сына. Малышкой, которая росла в доме Кейна, пока изобретатель еще пользовался расположением герцога. Как же Лео тогда ее ненавидел.
Когда Викерс, герцог Ланнистер, убил Тодда, Онория, прихватив Чарли и Лену, бежала в Уайтчепел в чем была и с почти пустыми карманами. Потеряв работу, она явилась к Лео с просьбой о помощи, но он ее прогнал. Пусть Бэрронс и пытался запутать ее следы и направить Викерса и его ищеек в противоположном направлении, он все равно сделал для сестры чертовски мало. И никогда себя за это не простит.
— Онор, я…
— Один мудрый человек однажды мне напомнил, что я никогда не стала бы его женой, если бы ты тогда дал мне денег.
Лео медленно выдохнул и проворчал:
— Теперь я уверился, что беременность разжижает тебе мозги. Назвать Блейда мудрым, подумать только!
— У него случаются моменты просветления. — Онория привстала на цыпочки и поцеловала брата в щеку. — Я так и не поблагодарила тебя.
— За то, что я тебе не помог, хотя должен был? — Сожаление об этом преследовало его годами.
— За то, что толкнул меня прямиком в объятия Блейда, когда гордость не позволяла мне броситься туда по собственной воле.