В четыре часа мисс Браунли принесла большой коричневый чайник, булочки и пирожные с кремом.
– Он всегда любил мои булочки, – сказала она, – правда, Дрэйк? А пирожные с кремом – были особым лакомством. Помнишь?
Я сидела в этой маленькой комнатке, смотрела на него и на эту женщину, любовь которой к нему была так очевидна, и думала, какой же он хороший человек и какая это трагедия, что волею обстоятельств он оказался в таком положении. Возможно, если бы я вышла за него замуж, вместе мы стали бы счастливее.
Уходили мы порознь. Дрэйк заказал для меня кеб. Сам он остался в доме у няни и должен был уехать позже.
Я попрощалась с няней Браунли, и она сказала, что будет рада видеть меня в любое время; я вышла и села в кеб.
Когда мой кеб отъезжал, вдоль дороги напротив дома прогуливался человек. В тот момент мне это не показалось странным.
Я пребывала в постоянной тревоге, и сохранять внешнее спокойствие становилось мне все труднее. Главной моей заботой была Кэти. Она уже многое понимала и была весьма наблюдательна. Иногда я ловила на себе ее внимательный взгляд. Полагаю, она догадывалась о том, что что-то должно случиться. Ей очень нравился Дрэйк, но ей нравились многие люди; во Франции она восхищалась графом. Кэти была готова любить весь мир и свято верила, что и другие люди такие же. Оставшись без отца, она, тем не менее, всю свою жизнь была окружена любовью и не могла себе представить, что может быть как-то иначе. Мне было нестерпимо думать, что она может столкнуться лицом к лицу с жестокой реальностью, особенно если в эти неприятные события будет вовлечена ее мать.
Как-то мы пошли с ней в парк кормить уток – это было ее любимым занятием; и вот, когда мы стояли у воды и крошили хлеб, появился Чарльз. Видимо, он шел сюда следом за нами.
Он картинно сорвал с головы шляпу.
– Утро доброе, Ленор. Доброе утро, Кэти.
– Доброе утро, дядя Чарльз, – крикнула Кэти, радостно улыбаясь ему. – А мы собираемся кормить уток.
– Да вы просто ангелы милосердия, – сказал Чарльз, возводя глаза к небу.
Кэти нашла это очень смешным.
– Некоторые из них довольно прожорливые, – сказала она.
– Весьма распространенный недостаток всех живущих на земле, – ответил ей Чарльз.
– Тут есть одна особенно прожорливая. Она пытается забрать себе все... и хватает чужие куски как свои собственные. Я пытаюсь остановить ее. Это так интересно.
– Я должен остаться и посмотреть, как это интересно, – сказал Чарльз.
– Тебе это покажется скучным, – сказала я.
– Вовсе нет. Меня вдохновляют такие добрые деяния. Бросать хлеб на воду.
– Это всего лишь черствый хлеб, – сказала Кэти и добавила, – я знаю, это фраза из Библии.
– А я надеялся прослыть оригинальным.
– Черствый хлеб и корки, – сказала Кэти.
– Но эти прожорливые существа находят их вполне приемлемыми.
– Хотите тоже покидать, дядя Чарльз? Только смотрите, чтобы этой прожорливой не досталось.
– Я думаю оставить это занятие тебе, дорогая Кэти. Я знаю: в деле кормления уток ты проявишь мудрость Соломона.
Кэти находила этот разговор очень забавным.
– У меня есть идея, – сказал он. – Мы с твоей мамой посидим вон на той скамеечке и оттуда будем следить, чтобы справедливость восторжествовала.
Он потащил меня на скамью, и я не видела другой альтернативы, кроме как сесть рядом с ним.
– Твоя дочь очаровательна, – сказал он.
Я молчала.
– И такая жизнерадостная, – добавил он. – Интересно, что она понимает из того, что происходит с тобой сейчас, и как она отнесется к тому, что может произойти.
Это было почти сверхъестественно, как точно он угадал мои мысли.
– Но она, конечно, может и не услышать об этом, если ты будешь благоразумна, – успокоил он меня.
– Чарльз, тебе лучше уйти.
– Но я так наслаждаюсь нашей беседой. Кэти – очаровашка. Горжусь своей маленькой племянницей. Мне будет в самом деле больно, если до нее дойдут все эти неприятные слухи.
– Ты получишь огромное удовольствие, если это случится.
– Надеюсь, этого не произойдет – но ты должна принять решение побыстрее. Я уже говорил с Джулией. Пока она колеблется, причем, колебания ее зависят от количества выпитого шерри. Но теперь, когда у меня есть свидетельство, думаю, ее не придется особенно уговаривать.
– Какое свидетельство?
– Относительно любовного гнездышка.
– О чем ты говоришь?
– Дом 12 на Парсонс-Роуд.
Я онемела от ужаса.
– Я вижу, мои открытия тебя огорчили. Я следил за тобой, дорогая Ленор. На это пришлось потратить некоторое время, но зато мои старания принесли хорошие плоды. У меня есть свидетельство, что вы с Дрэйком раздельно прибыли в дом 12 по Парсонс-Роуд и через два с половиной часа так же раздельно и с большими предосторожностями покинули этот дом. Все это имеет письменное подтверждение.
Мне стало плохо. Я вспомнила, как из кеба напротив дома высунулся какой-то человек, когда я вышла из своего кеба. Должно быть, он проследил мой путь до Парсонс-Роуд, а затем стал ждать, когда я выйду. Он видел, как прибыл Дрэйк, и видел, как мы уезжали. Я представляла себе, как истолковал эти факты Чарльз.
Он пристально смотрел на меня.
– У тебя есть один очень простой выход, – сказал он.
– Ты ошибаешься.
Он пожал плечами.
– Ведь не станешь же ты отрицать, что вы были вместе.
– Если ты такой всезнающий, то должен знать, что это домик няни Дрэйка.
– Старые нянюшки бывают очень удобны, когда их подопечные ищут прикрытие для своего греха.
– Неужели?
– О, да... особенно, когда их подопечные такие ангелочки, как Дрэйк.
Ко мне подбежала Кэти.
– У меня кончился хлеб, – сказала она.
– Тогда пошли домой.
– Так скоро, мама?
– Да, нам необходимо вернуться. У меня есть кое-какие дела.
– Я провожу вас, – сказал Чарльз.
Кэти щебетала всю дорогу до дома, и Чарльз отвечал ей все в том же легкомысленном тоне. Но я чувствовала, что эта болтовня не отражает его истинного настроения. На этот раз он был смертельно серьезен.
Я притихла. По правде говоря, меня переполняли мрачные предчувствия.
Что я могла сделать в моем положении? Беспокоить бабушку я не хотела. Ей и без того было нелегко; что бы с ней стало, если бы она узнала, как далеко все зашло.
Мне вдруг пришла в голову мысль, что, если бы я повидалась с Джулией, мне, возможно, удалось бы внушить ей, что, нанося вред Дрэйку и мне, она делает хуже и себе. Если мне повезет и она будет в состоянии понимать меня, если она все еще любит Дрэйка (а я полагала, что это так), она, безусловно, не захочет терять его.
Я решила зайти к ней днем. Она могла отдыхать в это время, но зато в эти часы затихал весь дом, а мне хотелось, чтобы о нашей встрече узнало как можно меньше народу. Возможно, она откажется видеть меня, но, если она согласится, у меня будет шанс поговорить с ней. И если она будет в податливом настроении, возможно, мне удастся добиться некоторого прогресса. Я могу намекнуть ей, каковы действительные мотивы Чарльза. Так много зависело от того, в каком состоянии я застану ее.
Меня охватила легкая дрожь, когда я позвонила в дверной колокольчик и горничная впустила меня в дом. Мне сказали, что миссис Оддрингэм у себя в комнате. Горничная сказала, что посмотрит, не спит ли она и может ли она меня принять.
Через несколько секунд она проводила меня в спальню Джулии. Она сидела на стуле у окна и, увидев меня, улыбнулась.
– Входи, Ленор.
– Надеюсь, я не помешала тебе отдыхать.
Она отрицательно помотала головой.
– Я собиралась прилечь... но это не имеет значения.
На ней был пеньюар ее любимого сиреневого цвета, который так гармонировал с оттенком ее щек. Возможно, она и выпила, но ее никоим образом нельзя было назвать пьяной.
Я заметила неизменный графин на ночном столике и рядом с ним недопитый стакан.
– Я рада, что ты пришла, – сказала она. – Я давно хотела поговорить с тобой. Я так волнуюсь за тебя... и Дрэйка.