О-Цую. О, как сладостны ваши речи! Мой слух впервые слышит такие слова. О, Синдзабуро-сама! Говорите еще!
Синдзабуро. Я не знал, чей это голос, кто это поет. Не знал ни вашего имени, ни вашего лица, ни даже где вы находитесь. Но твердо верил: этот голос принадлежит прекраснейшей девушке, чистейшей, неясной… и несчастной… Потому что такая печаль была в ваших песнях. Такая невыразимая печаль звучала в них, что я готов был на все, чтобы хоть одна нота счастья проникла в эти звуки.
О-Цую. Она уже проникает! Мое сердце озарено радостью. Освещено ее лучами. Синдзабуро-сама!
Синдзабуро. О-Цую-сама!
Мгновение смотрят друг на друга, потом она, залившись густым румянцем, приникает к его коленям.
Ты ли пришла?
Иль я у тебя?
То сон ли иль явь?
Все равно: ведь с тобой я!
О-Цую.
Пауза. Постепенно сумрак густеет. Ложатся вечерние тени. Серп луны.
(Приподнимается, оглядывается по сторонам.) Темнеет. Постой! (Освобождается от его объятий.) Подожди. (Делает шаг в сторону.) Иди за мной! (Берет его за рукав.)
Синдзабуро следует за ней. Темнеет.
Я зажгу фонарь. (Подходит к фонарю и зажигает его.)
Шелковый фонарь загорается мягким, но ярким огнем.
Синдзабуро (проникновенно). Свет.
О-Цую. Свет…
Оба приникают друг к другу.
(Слегка отстраняется от Синдзабуро, срывает ветку красного клена и подает ему.)
Синдзабуро (беря ветку).
Пауза.
О-Цую. Синдзабуро-сама… Ты уйдешь. Но ведь мы снова встретимся. Я хочу тебе дать на память одну вещь. Как залог нашего будущего свидания.
Синдзабуро. Как залог нашего будущего свидания, О-Цую-сама!
О-Цую (открывает ларчик и вынимает оттуда буддийскую курильницу; снимает крышку и подает ему). Вот самая дорогая мне вещь! Ею всегда пользовалась моя мать. Это ее любимая курильница для жертвенных благовоний. Видишь, я даю тебе крышку. У себя оставляю нижнюю часть. И как две половинки этой курильницы, мы будем вечно стремиться друг к другу…
Синдзабуро (беря крышку). Сердце мое благодарит тебя… Но уста не в состоянии передать счастье, которое меня охватило. О-Цую-сама, я все время, не зная тебя, стремился к тебе.
О-Цую. Будешь стремиться и в грядущем, не так ли, мой милый!
Слышен шум внутри дома. Потом дикие возгласы, глухие удары, стоны. В дверях показывается Хэйдзаэмон с всклокоченными волосами, в разодранной одежде, с блуждающим взором; в руках у него окровавленный меч. Синдзабуро и О-Цую цепенеют от ужаса.
Хэйдзаэмон. Так! Так вам и надо! Злодеи! Прелюбодеи! Я поклялся найти и нашел! Настиг и прикончил. Убил как собак! Эту мерзавку, эту подлую. И его – змееныша. А! (Вдруг замечает Синдзабуро и О-Цую.) Как? Вы еще живы? Разве не вас я проткнул мечом? Не вас поверг там на землю? Вы еще живы? А, попались!
Бросается на них. Синдзабуро обнимает О-Цую, стараясь защитить ее. Хэйдзаэмон заносит меч. Мгновенно темнеет. Тишина.
Картина третья
Обстановка, на которой закончилась первая картина: река, лодка; Ю сай с удочкой, слуга Томадзо, Синдзабуро стонет во сне. Солнце давно зашло. Заброшенный дом на противоположном берегу весь залит лунным светом. На корме лодки – зажженный фонарь.
Юсай. Синдзабуро! Синдзабуро! Очнись!
Синдзабуро (просыпаясь). А… я, кажется, заснул?
Юсай. Да, ты несколько минут дремал. Я разбудил тебя, потому что ты уж очень стал метаться.
Синдзабуро. Я видел ужасный сон… (Вздыхает; вдруг замечает освещенный луной дом и, пораженный, начинает рассматривать его.)
Юсай. После болезни это бывает… Снится всякая всячина.
Томадзо. Синдзабуро-сама, ну что? Вам теперь лучше?
Синдзабуро (с трудом отрывая взгляд от дома). Да, теперь хорошо.
Томадзо. Ну, слава богу! А то, когда вам стало дурно, я подумал: неужто болезнь опять вернулась? Что ж, поехали, что ли, обратно?
Синдзабуро (вдруг замечает на дне лодки крышку курильницы, хватает ее и подносит к фонарю). Это что? Откуда?