ПРОЛОГ
Лион, Франция
в лето от Воплощения Господа нашего 1293
Его нашли в крытой галерее монастыря. Он лежал на спине, борода его подернулась инеем. Он был в полузабытьи и бормотал что-то о рыцаре-тамплиере, о тайном поручении Папы и о прекрасной всаднице на белом коне. Братья-монахи отнесли его в келью и уложили на жесткую койку, служившую ему постелью последние двадцать лет. Он был уже стар, и помочь ему было нечем. В глазах его застыл холодный блеск смерти. Один из братьев пошел за аббатом, чтобы старик успел принести последнее покаяние.
В комнате стоял мертвенный холод. Аббат опустился рядом с ним на колени. Где-то в лесу под тяжестью снега с треском рухнула на землю еловая ветвь. От этого звука старик приоткрыл глаза, и в них отразился желтый огонек свечи. Дыхание хрипло клокотало у него в груди, и аббат, почуяв кислый запах, сморщил нос.
Умирающий прошептал что-то — быть может, имя, — но слов было не разобрать.
— Уильям, — тихо проговорил аббат, — я готов принять твою исповедь.
— Мою исповедь?
— Ты получишь отпущение всех грехов и еще до рассвета узришь нашего Благословенного Спасителя.
Уильям улыбнулся — и от этой жуткой ухмылки у аббата похолодела душа. Уильям, чье появление среди них было окутано тайной, теперь так же таинственно их и покидал.
— Воды.
Аббат приподнял его голову и смочил ему губы из деревянной чаши. Как же здесь холодно. Дыхание Уильяма тонким облачком пара поднималось к потолку, словно дух, покидающий тело.
— Благословенный Спаситель не примет меня.
— Ты должен исповедаться, — повторил аббат, опасаясь, что душа вот-вот отлетит.
— Я вижу Дьявола. Он уже раскаляет для меня клейма.
При упоминании Зверя по спине аббата пробежал ледяной озноб.
— Ты прожил святую жизнь. Чего вам бояться Вельзевула?
Уильям поднял руку с койки и коснулся рукава аббатской рясы.
— Подойдите ближе, — сказал он. — Подойдите, и я скажу вам… в точности… чего мне бояться.
***
Часть 1
Сарацинский Месяц
Акра — Алеппо
1259–1260
***
I
Ферганская долина
Чагатайский улус татар
Год Овцы
ОНА ВСЕГДА мечтала, что умеет летать.
Она представляла, как земля расстилается под ней, видимая глазу орла; чувствовала, как потоки воздуха из долины подхватывают крыло; и на миг верила, что никакие серебряные путы не привязывают ее к земле…
Хутулун натянула поводья, подставила лицо северному ветру, обжигавшему щеки. Снежные вершины на Крыше Мира в лучах предзакатного солнца отливали ледяной синевой. Внизу, в долине, на бурой равнине, черные юрты ее племени жались друг к другу, словно воры. Ничто не шевелилось. Здесь, наверху, она была одна — наедине с великим безмолвием степей.
Вот мое право по рождению: сидеть в седле доброго коня, подставив лицо ветру. Но если отец добьется своего, меня отдадут какому-нибудь мальчишке-выскочке, я буду рожать ему детей, следить за его юртой да доить его коз и никогда больше не поскачу во главе отцовского тумена. Я родилась не того пола: с сердцем жеребца, но под хвостом кобылы.
Родись я мужчиной, стала бы следующим ханом высокой степи. Вместо этого мне остается утешаться тем, что однажды один из моих сыновей будет править высокогорными пастбищами. Но даже ради этого мне придется однажды лечь с мужчиной.
От одной мысли, что придется покориться, ее мутило.
Конечно, она хотела детей. И мужская ласка влекла ее — в последнее время к похабным россказням замужних сестер она прислушивалась с неподдельным интересом. Но выйти замуж — пусть однажды это и придется сделать — значило навеки заточить себя в его юрте.
Отец нашел ей нового жениха, сына хана с северного берега Байкала. Это был его долг, да и для политики полезно. Но по праву татарской женщины она могла и отказать, что уже делала не раз. Однако на этот раз она заключила с отцом уговор: если он найдет юношу, который докажет, что достоин ее, одолев ее в конном состязании, она покорится и выйдет замуж.
Это не было прямым отказом.
Она услышала в вышине слабый крик, подняла голову и увидела сокола, подрезавшего крыльями ветер.
Взять хоть ее братьев. Гэрэл — пьяница, а у Тэкудэя мозги как у козла. Им не сравниться с ней ни умом, ни духом.
Я рождена для большего, чем быть сосудом для мужского семени.
И тогда она дала себе клятву, выкрикнула ее Духу Вечного Неба. Но слова ее унес ветер.
***