Не знаю, смогу ли я теперь вернуться домой. Да и где мой дом, я уже и сам не знаю.
Жизнь его как тамплиера была подчинена строгому уставу. Зимой его день начинался перед рассветом; после первой молитвы он проверял своих коней и сбрую, осматривал оружие и доспехи — свои и своих оруженосцев. Затем он упражнялся сам и тренировал своих людей: бесконечные занятия с копьем, булавой, мечом, кинжалом и щитом. Первую трапезу он вкушал в полдень и не ел до самого вечера. Каждый день он читал дюжину «Отче наш», по четырнадцать каждый час и восемнадцать на вечерне. Такова была жизнь воина-монаха.
Так он совершил свое паломничество, понес епитимью и почти отслужил пять лет по обету. Капеллан сказал, что все его грехи отпущены. Так почему же на сердце по-прежнему лежала тяжесть? Скоро придет время возвращаться во Францию и вступать в права наследования отцовских земель. Ему следовало бы с большим нетерпением ждать этого возвращения.
В темноте он услышал шаги на камне и обернулся. Рука его сама легла на меч. Слишком много убийц в этом проклятом городе.
— Убери свой меч, тамплиер, — произнес мужской голос на латыни.
Он узнал голос. Доминиканский монах, Уильям.
— Мне сказали, что я найду тебя здесь, — сказал тот.
— Я часто нахожу утешение в ночи.
— А не в часовне?
— Здесь, наверху, меньше лицемеров.
Монах подошел к зубчатой стене и посмотрел в сторону гавани; его лицо темнело силуэтом. Доминиканцы. Domini canes, как говаривали некоторые остряки, — «псы Господни». Орден был основан испанцем Гусманом, которого теперь звали святым Домиником, во время крестового похода в Лангедоке. Они поставили себе задачу искоренять ересь и подчинить Европу власти клириков.
К ним прислушивался Папа. Со времен Гусмана доминиканец занимал пост Магистра Священного дворца, личного богослова самого понтифика. В 1233 году Григорий IX вверил им святое дело инквизиции.
По мнению Жоссерана, все они были смутьянами и убийцами. Единственное, что можно было сказать в их пользу, — они не были лицемерами, как епископы и их священники; они не делали детей своим служанкам и соблюдали обет бедности. Но они были жестокими и безрадостными созданиями. Пытки и сожжения, за которые они несли ответственность в Лангедоке, были просто невообразимы. И все это, разумеется, во имя Господа. Жоссеран ненавидел их всех до единого.
— Похоже, нам предстоит стать спутниками, — сказал Уильям.
— Будь моя воля, я бы выбрал другого.
— Как и я. Я наслышан о пороках и предательстве тамплиеров.
— То же самое я слышал и о священниках.
Уильям коротко, отрывисто хохотнул.
— Я должен знать. Почему выбрали именно тебя?
— Вы слышали, что сказал обо мне Берар. Я умею владеть мечом и сносно держусь в седле. И знаю некоторые языки. Это дар, которым Богу было угодно меня наделить. Вы знаете что-нибудь кроме латыни?
— Например?
— В Утремере трудно вести дела, не зная хоть немного арабского.
— Языка язычников.
Жоссеран кивнул.
— Наш Господь, разумеется, говорил на латыни, прогуливаясь по Назарету.
Уильям не ответил, и Жоссеран усмехнулся про себя. Маленькая победа.
— Значит, вы говорите только на латыни и по-немецки. Отличного же посланника Папа выбрал для Востока.
— Я сносно говорю по-французски.
— Это должно очень пригодиться в Сирии.
— Если вы будете моим толмачом, я ожидаю от вас верной службы.
— Я ваш провожатый, а не слуга.
— Знайте, я не потерплю никакого вмешательства в мои планы.
— Если я встану у вас на пути, вы всегда можете продолжить в одиночку.
Уильям протянул руку и коснулся распятия, висевшего на серебряной цепочке на шее Жоссерана. Жоссеран отбил его руку.
— Красивая вещица, — сказал Уильям. — Где вы ее взяли?
— Не ваше дело.
— Это золото?
— Позолоченная медь. Камни — гранаты. Он очень старый.
— Просто вы не кажетесь мне человеком особой набожности. И все же вы пришли сюда сражаться в войске Христовом. Почему именно тамплиеры? Говорят, они укрывают всякого рода преступников.
— Может, я и не человек особой набожности, но вы не кажетесь мне человеком особой дипломатичности. И все же вас прислали сюда послом.
— Надеюсь, ваш магистр знает, в чьи руки он вверил мою жизнь.
Уильям резко повернулся во тьме. Жоссеран нахмурился. Святоши! Но устав тамплиеров требовал, чтобы он хорошо охранял его и терпел его высокомерие всю дорогу до Алеппо. С Божьей помощью путь займет не больше месяца.